Голливуд истекает кровью (ЛП)

Я выбрала уединение, чтобы прожить жизнь в одиночестве и не подпускать ни одного человека к себе настолько близко, чтобы он причинил мне боль в процессе ухода, потому что они всегда уходили. Одиночество, однако, выбрало меня, чтобы испытать его печаль и тревогу, которые естественным образом проявились. Оно подарило мне ошеломляющее чувство изоляции даже в комнате, битком набитой сотнями людей.

— Давай посмотрим, что произойдет, когда я закрою дверь, которую всегда держал открытой для тебя.

Рейн полагал, что я закатила бы мелочную истерику, как настоящая титулованная знаменитость, требуя, чтобы меня выпустили, и бесполезно колотя кулаками в запертую дверь. Я надеялась, что разочаровала его. Поделом ему, черт возьми, если мои действия сбили его с толку. Возможно, у него было на меня длинное досье с подробным описанием каждой мелочи моей жизни, но он меня не знал. Он был просто еще одним человеком с предположениями.

Пять дней — рабочая неделя — я провела в роскошной спальне, приготовленной для меня. Я бы не сказала, что находиться в этих четырех стенах было трудно, но постепенно, очень медленно, я почувствовала жужжание под кожей, этот вызывающий и красноречивый зуд, сообщающий мне, что эти четыре стены приближались, и надвигался новый эпизод.

Даня и еще один помощник, который отказался разговаривать со мной, регулярно приносили мне еду и питье. Я была благодарна, что он не утаил от меня эти предметы в каком-то извращенном смысле наказания, поскольку я бы устроила ядерную взбучку по его заднице, когда в конце концов удостоилась присутствия самого этого человека. Когда бы, черт возьми, это ни случилось. Я закатила глаза. Запираешь меня? Да, придурок, я была не против побыть одна.

Пэрис Блю… Пэрис Блю. Я невесело усмехнулась. Что это было за имя? Я имела в виду, на самом деле… кто дал ребенку такое нелепое имя? Неужели они сделали это ради шуток и хихиканья? Это не могла быть моя биологическая семья, поскольку я видела свои файлы с неизвестными, помеченные строками с именами, рядом с пустыми местами, где чернилами должны были быть написаны мои биологические родители. Они унесли меня прочь, как неприятный запах, не оставив никаких следов, за которыми я могла бы следить в дальнейшей жизни. Давая понять, что у них не было намерения, чтобы я когда-либо нашла их или узнала хоть какие-то подробности о них или их жизни.

В основном, я справлялась с этими чувствами. Это ложь. Да, хорошо. Так что, возможно, я боялась никогда не получить любви за то, что просто была самой собой или был по-настоящему принята.

Поддержание поверхностных отношений меня устраивало. Это не давало тем, кто выбрал меня, причинить мне боль и вызвать еще одну трещину на моей коже, не давая возможности оставить вмятину ни на одной из моих доспехов.

Это удерживало тех, кто хотел меня ради денег, славы или по любой другой бессмысленной причине, от разрушения сломленной маленькой девочки внутри меня, которую я защищала со свирепой интенсивностью. Это уберегало меня от эмоциональной боли. Но я также знала, что это мешало мне глубоко чувствовать и жить. Позволило мне стать моим собственным злейшим врагом, человеком, который никому не позволял меня видеть, независимо от того, как сильно я этого жаждала.

Я прошлепала в ванную, настроила краны на нужную температуру и плеснула в ванну немного пены для ванн, оставшейся на туалетном столике. Воспользовавшись моментом, чтобы понаблюдать, как жидкость материализовалась в виде множества пузырьков, я вдохнула исходящий от нее аромат граната и удовлетворенно вздохнула.

Не позволяйте никому говорить вам, что обжигающе горячая ванна с пеной не решает проблем. Никому не нужен был этот негатив в их жизни.

Я бы предпочла, чтобы меня называли более распространенным именем, например Лили, Бетани или Эми.

Если бы мне когда-нибудь пришлось уйти из сети с совершенно новой личностью и исчезнуть из этой жизни, я бы переименовала себя в одну из них, но реальность происходящего была ничтожна. Поэтому я мечтала о том, чтобы быть обычной женщиной с именем в нормальном мире, которая просто принимала ванну, чтобы выйти и подготовиться к новому дню, чтобы отправиться на обычную офисную работу, где никто не привлекал ко мне внимания. Ах, это было бы блаженством.

Я не была неблагодарной за то, кем я была или за положение, в котором оказалась, но иногда мне хотелось, чтобы у меня были простые механизмы двух с половиной пятиклассников, дом, огороженный белым штакетником, и чисто выбритый мужчина, который каждую субботу подстригал лужайку, прежде чем приготовить семейный ужин. Но эта мечта была для девочек, которые не росли в приемных семьях, которые понимали, что значила семья, и любили ее каждой частичкой своего существа, всегда видя в жизни светлую сторону.