Голливуд

Морис Жарр звонил мне домой для уточнения тональности вальса. Я уже, конечно, отрепетировала его с моим педагогом вокала Джозефом, самозабвенно мне аккомпанирующим, прикрывающим глаза и мечтательно говорящим мне, что белые офицеры сошли бы с ума, услышь они меня… Ну, они и без меня сошли многие. Жарр сразу рассказал про свою русскую бабушку и вместо привычного для Америки spelling фамилии, то есть, произношения её по буквам, привёл для сравнения русскую сказку про Жар-птицу. В общем, я попросила Жарптицына подождать и бросилась из кухни, где находился телефон, в living-room, в салон к пианино. Гости, сидящие в комнате, в недоумении проследили за этой моей пробежкой по комнате и по клавиатуре. Да, эти мои гости-друзья, они недоумевали: зачем мне, зачем мне лезть в тот же Голливуд? Ведь они-то уже со мной! Любят меня, ценят. Им вообще казалось, что я петь больше не должна, видимо, раз они уже меня полюбили и выбрали для всеобщей любви. Вот, вот кто является основным тормозом! Не враги, не недоброжелатели и завистники, не тот же Голливуд, вас не берущий, — друзья, мужья, любовники: всё это кобелиное отродье работает огнетушителем на ваш пожар инициативы. Они гасят его, они забирают весь ваш энтузиастский пыл и жар… И это при том, что влюбились они в вас, когда вы были на сцене, когда вы одаривали их своими страстями, помноженными на талант плюс работа. Не-е-ет, этого они знать не хотят. Какая там работа? На фиг тебе вообще ходить на эти частные уроки? Да ты там, небось, и не пением занимаешься? Сколько лет этому Джозефу? Он импотент, что ли? На кой тебе ехать на классы, поехали лучше в мотель! Последняя фраза особенно часто звучала от моего тогдашнего возлюбленного, с которым я, кстати, в мотеле и посмотрела фильм о том, как сложно попасть в Голливуд. Там этот доктор БОрис содомизирует старлетку, немыслимо намылив её в ванной. «Ты же знаешь, как сложно попасть в Голливуд», — ехидно шутил Вовик-любовник. «Чтобы вам всем гореть в аду, проклятые клопы!» Впрочем, их судьбы и так не очень-то баловали. Вовик не один раз уже отсидел — за любовь к искусству, конечно: поддельные предметы антиквариата. Тогдашнего мужа Сашу донашивает Успенская, Люба-Любонька. Женщины с такими тяжёлыми челюстями отличаются чрезвычайной лёгкостью верхней части черепа, в которой и помещается серое вещество. Вернее, ему там негде уже разместиться: всё ушло на жевательный аппарат. Ах, какая я ужасная! Но… они тоже были не лучше! Вся эта дружеская и родственная сволота даже не пошла на премьеру фильма!