Синий «пинто» был зарегистрирован на имя Самуэля Р. Колхейна, проживавшего на бульваре Уайнона. Виктор Черненко сидел на заднем сиденье черно-белой патрульной машины, озабоченный скоростью, с которой вел машину Нейт Голливуд, все еще жаждавший искупить свою вину.
Уэсли сказал Виктору:
— Знаете, детектив, единственная проблема в том, что когда мы в первый раз говорили с Тедди Тромбоном, он сказал, что имя парня звучало как Фредди или Морли.
— Может быть, Самуэль продал машину Фредди, — предположил Нейт. — Будь оптимистом.
— Или одолжил ее Морли, — добавил Виктор.
Дом был почти полной копией старого бунгало Фарли Рамсдейла, за исключением того, что он был хорошо отремонтирован, с небольшим газоном, геранью вдоль дома и клумбой с петуньями рядом с передним крыльцом.
Уэсли побежал на задний двор, чтобы отрезать путь к бегству. Наступили сумерки, но фонарик был пока не нужен. Уэсли спрятался за гаражом и ждал.
Виктор, взявший на себя руководство операцией, постучал в дверь, Нейт стоял слева от него.
Самуэль Р. Колхейн был не таким худым, как Фарли, но находился на последней стадии амфетаминовой зависимости. Его лицо покрывали гнойнички, а уголок правого глаза постоянно дергался. Он был на несколько лет старше Фарли и уже начинал лысеть. Хотя он и не увидел стоящего сбоку Нейта Голливуда, но немедленно узнал в Викторе копа.
— Что вам нужно? — осторожно спросил он.
Виктор показал свой полицейский жетон и сказал:
— Нам нужное вами поговорить.
— Приходите с ордером, — ответил Самуэль Р. Колхейн и начал было закрывать дверь.
Виктор вставил в проем ботинок, а Нейт протиснулся мимо него и, коснувшись жетона на форменной рубашке, сказал:
— Это постоянный пропуск, приятель.
Когда задняя дверь открылась, Нейт свистнул. Уэсли вошел и увидел, что наркоман сидит на диване в гостиной с мрачным видом. Виктор официально зачитывал ему права с карточки, текст на которой каждый коп, включая Виктора, выучил наизусть.
Нейт передал напарнику водительские права Самуэля Р. Колхейна и попросил:
— Пробей его по компьютеру, Уэсли.
Закончив зачитывать права, Виктор обратился к несчастному домовладельцу:
— Вы не рады нас видеть?
— Послушайте, — сказал Самуэль Колхейн, — вы не обыщете мой дом без ордера на обыск, но я буду говорить с вами, чтобы узнать, какого черта вам нужно.
— Нам нужно знать, где вы были в один конкретный вечер.
— Какой вечер?
— Три недели назад. Вы сидели за рулем «пинто», и с вами была подружка, так?
— Ха! — сказал Самуэль Колхейн. — За рулем «пинто» с подружкой? Нет! Я голубой, приятель. Голубее неба. Вы приняли меня не за того парня.
Виктор продолжал настаивать на своем:
— Тем вечером вы были на Гоуэр-стрит к югу от Голливудского бульвара.
— Кто вам сказал?
— Вас видели.
— Чепуха! Мне незачем вечерами ездить на Гоуэр-стрит. Кстати, я даже не выхожу из дома до полуночи. Я ночной житель.
— В вашей машине сидела женщина, — не сдавался Виктор.
— Я вам говорю, что я голубой! Мне что, нужно вас оттрахать, чтобы доказать это? Подождите, а в каком преступлении вы меня обвиняете?
— Вас видели у почтового ящика.
— У почтового ящика? — спросил он. — А, теперь понял. Вы собираетесь пришить мне кражу почты.
Вошел Уэсли и передал Виктору идентификационную карточку, на которой были записаны данные об арестах и судимостях Самуэля Р. Колхейна.
— Вас арестовывали за мошенничество один… два раза, — читал карту Виктор. — Один раз за подделку документов. Это, как говорится, согласуется с кражей государственной почты из общественных почтовых ящиков.
— Ладно, черт с вами, — сдался Колхейн. — Я не намерен проводить ночь в тюрьме и ждать, пока вы сообразите, что взяли не того парня. Я расскажу, что к чему, если вы обещаете убраться и оставить меня в покое.
— Продолжайте, — сказал Виктор.
— Я на неделю дал напрокат свой «пинто» одному знакомому. У меня есть другая машина. Он живет недалеко от Гоуэр с идиоткой-наркоманкой, которая воображает себя его женой, хотя они не женаты. Я предупредил их обоих, чтобы не валяли дурака и не занимались темными делишками в моем «пинто». Они меня не послушались, так ведь? Я покажу, где он живет. Его зовут Фарли Рамсдейл.
Нейт Голливуд и Уэсли Драбб посмотрели друг на друга и хором воскликнули: «Фарли!» — напугав не только Самуэля Колхейна, но и Виктора Черненко.
«Проклятая Олив, никогда не кладет вещи туда, где они должны лежать!» Фарли все еще думал об Олив в настоящем времени, хотя сердцем понимал, что она уже в прошлом. Он должен был признать, что кое-чего ему будет не хватать. Она была вроде тех бедуинок, которые идут пешком через минное поле, в то время как муж едет по ее следам на осле в пятидесяти метрах позади. Всегда была более чем послушна. До недавнего времени.