Голод. Дилогия

– Чувствует она, – сплюнул в сторону Яриг. – А если чувствуешь, постарайся не поскользнуться! Скользко ей! Язык лучше прикуси…

Не договорил Яриг, натянул поводья и изогнулся в поклоне прямо на облучке. Упали со скамьи на колени Зиди и Кессаа, головами в вонючую овчину уткнулись и только слышали, как прогремели сотни копыт над ухом, кажется, почти по головам простучали.

Кессаа ждала этого мгновения, но когда полусотня Ролла Рейду промелькнула мимо, даже не разобрала, который из них Лебб. Не разобрала и хорошо, на мгновение отчего-то отодвинуть ей захотелось подальше встречу с молодым Рейду, имя которого она то и дело шептала, чтобы почувствовать хоть какой-то смысл и в собственном бегстве неизвестно куда, и в тех смертях, что случились вокруг нее, и даже в том, что сидит она рядом с потрепанным жизнью бывшим рабом, у которого и волос-то уже не седых не осталось, а от последних испытаний и лицо разве что коростой не покрылось. Промелькнула и ладно, нечего жилы на кулак наматывать. Ясно же было сказано, там и увидимся. Наизусть ведь эту записку помнит. А там уж что-нибудь да случится. Ее ли дело загадывать, если вся боль, все неувязки, все мысли, что ни передумать, ни перетерпеть, – все исчезнет, только прикосновение его почувствует. Тогда не придется уж голову ломать, отчего внутри, там, где еще недавно сила бурлила, тоска беспросветная разлеглась. Может быть, зря она так сильно рвала из себя колдовство Гуринга? Может быть, вместе с ним и свое умение выдрала? И так бы Зиди ее спас.

Спас ли? Отчего он старается? Трактирщик ясно отчего, ему лишний золотой пригодится, а Зиди?.. Неужели колено залеченное отрабатывает? Золото вернул, все вернул, даже вторую половину платы не взял, сказал, что получил уже свое с отца ее, Седда Креча. Отчего она должна верить седому баль, если никому веры нет? Ирунг, Мэйла, Тини, Седд Креча – все против нее. Мать разыскать, что ли? Поспрашивать о сестре Тини в храме, только как спрашивать, Лебба найти бы!

С другой стороны, именно Седд Креча вез этой дорогой почти восемнадцать лет назад из бальских лесов в Скир плененного Зиди. Если сестра Тини тоже в храме обитала, выходит, именно тогда скирский тан семечко в лоно матери Кессаа бросил? Мэйла знала, точно ведь знала, кто ее мать, да и Тини не просто так ее имя от Кессаа скрывала. Зачем Тини было хватать и связывать племянницу? Может быть, знала уже, что все Кессаа способна бросить, от всего отказаться, только бы на эту встречу к Леббу успеть? Может быть, так и надо, чтобы дурочку, которой и семнадцать едва исполнилось, от чувства бессмысленного уберечь? Разве нужна она молодому красивому тану теперь, когда вся ее красота муравьиным медом сожжена, когда ее изящные ноги стерты, когда искры в глазах потухли, когда позволила она провожатым своим посадить ее в свадебную повозку и доставить к храму, словно она замуж за старого и некрасивого баль собралась? Может быть, следовало выскочить на дорогу, броситься под ноги коню конга, сорвать с головы платок и крикнуть: «Оставь меня, Димуинн, посмотри на меня, разве я нужна тебе такая, какой я стала?» Может быть…

Вот только, если и не затоптали бы кони сумасшедшую, все одно порвали бы ненасытные на части. За бегство, за сыновей Ирунга Стейча, за стражников и жрецов, за все, что теперь шлейфом за ней волочится и будет волочиться до самой смерти.

– Как тебя к избраннику твоему доставить? – негромко прошептал над ухом Зиди.

Вздрогнула Кессаа, подняла голову, вслед войску, что неотступно за Димуинном следовало, посмотрела, села на место.

– Он сам меня найдет.

– Найдет-то он, найдет, да вот как подойдет? – обернулся Яриг, у которого уж больно тонкий слух оказался. – Ты хоть раз была в храме? – Он тронул лошадь.

– Может, и была… – пробормотала Кессаа. – В младенчестве.

– Он на краю Проклятой долины стоит, храм-то. – Одноглазый щелкнул бичом, обгоняя ковыляющего по дороге калеку. – Пять лиг поперек долина, а Проклятой называется. Вроде плоская, а скалами и камнями как зубами усыпана. Только долина-то за храмом, до нее еще добраться надо. Сначала мы в деревню попадем. Каменный мешок как раз кончается, вправо-влево обрывы скальные разбегаются, между ними деревня. Большая деревня, домов сто! В деревне той в основном храмовые живут, слуги, опять же для паломников там пяток трактиров устроено, не меньше. Лавки, два больших постоялых двора, да и в любой избе за мелкую монету можно всегда угол снять. Деревню мы никак не минуем. Скоро уже там будем. Зайдем в лавку, купим тетерку, чтобы башку ей на алтаре открутить, а там сразу же к храму и двинемся.

– Зачем нам жертва? – напряглась Кессаа.