Голод. Дилогия

Черной тысячью командовал тан Геба. На втором месяце службы, в которой было больше тяжелой работы, чем воинских упражнений, Марик понял, что дом Геба был хоть и не менее славным, чем прочие дома Скира, но едва ли не самым бедным. Собственно воинов, которые оставались воинами в любое время жизни, у Сната Геба оказалось не более трех десятков человек, включая и седого Дампа, который изначально числился сотником, но не мог рассчитывать на сотню воинов даже с учетом набранных из родовых деревень крестьян. С тем большим усердием Снат Геба занимался черной тысячью, народу в которой на самом деле сумел собрать тысячи полторы, хотя дальнейшего прибытка уже не предвиделось. С год старательный и верный Дамп, умудряясь не попадаться на глаза дозорам Суррары, обшаривал окрестности Дешты и убрался оттуда только с первыми вестями о наступающих хеннах, зато теперь под началом его господина была умелая дружина, которой мог позавидовать любой тан, если бы в такое время у кого-то могла возникнуть зависть. Снат Геба брал только одиноких воинов – тех, кто сумел сохранить оружие, но не близких, – и шел дорогами Оветты туда, куда смотрели его глаза, лишь бы только в глазах этих злости было больше, чем страха. Все, с кем были семьи, уходили к Скиру, где работа находилась каждому. Домочадцы тайными тропами отправлялись в узкие горные долины, где каждый клочок земли возделывался, дабы воины Скира не знали недостатка в еде, а мужчины, какого бы рода и племени они ни были, обновляли крепостные стены Ласса, Скомы и Скира, углубляли рвы, устраивали на дорогах ловушки, готовили самострелы и западни, запасали смолу, вар, дерево, готовили стрелы и другое оружие. Скир не собирался ложиться под копыта хеннских коней. Но все это происходило севернее, за крутыми берегами бурного Дажа, а здесь, от Скочи до Борки, опустели даже деревни. Стражники еще посмеивались, громогласно обещая друг другу, что хенны обломают зубы о подножие Борки, но уже вполголоса передавались из уст в уста известия о том, что диковинные осадные машины рушат борские зубцы, как весенние волны прибрежный лед.

Над замком Омасса реял стяг дома Сольча, изображающий морского зверя меченосца, но две тысячи его защитников вряд ли чувствовали себя в безопасности. Несколько раз в лагерь Геба, над которым в лесной тиши висел герб с изображением черного горного лиса, приезжал посыльный от тана Сольча с просьбой помочь в обороне замка, если уж хенны и в самом деле разобьют Борку, но Снат только мотал головой, не отказывая, впрочем, в заготовке дров и смолы для крепости и обещая дать хеннам бой в чистом поле. Какое-то звериное чутье воина, привыкшего к тому, что тихие замкнутые гавани страшнее морских просторов, не позволяло Снату принять приглашение. После некоторого колебания он, может быть, и согласился бы уйти под защиту стен Омасса, но не кто иной, как сам Седд Креча, еще перед началом штурма Борки сказал тану Геба, что за ним дорога от Омасса до Скочи и если хенны дойдут до моста через Даж, то они должны идти по собственным трупам. Подобное предложение очень понравилось воинам черной тысячи, у каждого из которых был свой счет к степнякам, оттого и ни слова жалобы или недовольства среди них не возникало ни на скудный рацион, ни на тяжелый труд. Они копали потайные ямы, рубили деревья и даже попытались устроить засеку поперек дороги, прерываясь лишь затем, чтобы в очередной раз повторить боевое построение сайдских копейщиков, только и способное на некоторое время задержать удар хеннской конницы. Вечерами же, когда Аилле опускался за белыми скалами Суйки в невидимое из омасского леса море, воины и их командиры забывались недолгим и тяжелым сном.

В один из таких вечеров, когда Дамп уже наполнил оловянный кубок подкисшим вином, но не успел еще его пригубить, возле входа в шатер тысячника раздалась ругань, а затем и лязганье железа.

– Что там, Мух? – окликнул охранника Дамп, подхватил меч и шагнул к выходу.

– Вот, – недовольно ударил секирой о вытоптанную траву сайд. – Прутся для какого-то разговора, хотя все разговоры надо днем разговаривать! Срочное дело у них!

Дамп, уже привыкший к тяжелой бляхе и нелегкой доле тысячника, прищурился. У входа в палатку стоял один из его новых сотников – высокий и худой дучь Рангел, а за ним переминались с ноги на ногу неразлучные друзья из его сотни – Марик и Насьта. Дамп спрятал в усы усмешку, которая у него возникала всякий раз, когда он натыкался на эту странную пару, и строго уставился на Рангела:

– Что за срочность? Или хенны уже взяли Борку?

– Так возьмут же, – неуверенно пробормотал Рангел, который умел управляться с копьем так, как никто другой из всей тысячи. – Хоть и далеко до Борки, а всякую ночь слышно, как рушатся ее стены. Вот мы и пришли. Пока не поздно.

– Не поздно? – раздраженно прошипел стражник.

– Подожди, Мух, – остановил его Дамп. – В каком смысле «пока не поздно»?

– Воевать мы неправильно собираемся, – почесал скулу Рангел. – Не так надо.

– Я так понимаю, что эти молодцы как раз и знают, как надо? – скривил губы Дамп.