Потом возник господин Шалуз в шортах и полотняной шляпе перед храмом Нептуна в Пэстуме. Теперь восторгалась Кароль. Казалось, что ее голос звенит под стеклянным колоколом. Этот сговор между братом и сестрой, это радостное соучастие. Жан-Марк, разумеется, сообщил Франсуазе, что порвал с ней. Он гордится тем, что произошло. Еще бы! Его первый мужской успех. А эта маленькая потаскушка с ужимками недотроги, она-то как, наверное, обрадовалась!
— И это, не правда ли, восхитительно?.. Вы помните, Кароль?
— Это… Это Олимпия?
— Нет. Это Дельфы, давайте посмотрим!
— В любом случае, Поль, вы необыкновенный художник! И установка кадра, и чувство объема!
Жан-Марк с сестрой даже сейчас, может быть, говорят о ней. Разумеется, чтобы ее растоптать. В этом отношении можно положиться на Франсуазу. Кароль сцепила руки в замок. Неожиданно над камином возникло крупным планом женское лицо, загорелое, смеющееся, с морщинками, появившимися от солнца. «Боже мой! Неужели это я? Да! Какой ужас!»
— А! Вот и наша восхитительная Кароль! — сообщила Колетт Дюурион.
Игла вонзилась в самое сердце. Кароль содрогнулась. Она никогда не замечала у себя этой фальшивой молодости. А кожа на лице! Тридцать три года! «Самый прекрасный возраст для женщины!» — провозглашали дурацкие модные журналы. Вероятно, Жан-Марк так не считает. Нет, она никогда не простит ему оскорбления, унижения, нанесенного в тот момент, когда ей пришлось впервые засомневаться в своей власти.
— Я прошу вас уничтожить этот снимок! — сказала она.
— О, нет! — воскликнул Поль Дюурион. — Он самый красивый в моей коллекции! Вы на нем такая живая, такая очаровательная…
Шалузы переусердствовали. Кароль опустила голову. Все лгали. Правдой был только уход Жан-Марка. «Что он сейчас делает? С кем танцует? С кем обнимается?»
— Кароль, вы помните?.. Фиакр в Афинах… ночной ужин в Пирее… Старый моряк… Наше купание…
Она почувствовала, как у нее защипало глаза. Косметика! Глубокий вдох, чтобы освободить грудь. Так, теперь легче. Разумеется, снимок был сильно увеличен. Но у молодых именно такой взгляд: они преувеличивают, они изучают, они судят, они убивают.
Просмотр продолжался более часа. Колонны, ступени, барельефы, многочисленные статуи. Когда включили свет, нервы у Кароль были на пределе. А нужно было еще говорить, улыбаться, под конец, как положено, подавать прохладительные напитки, что затягивало вечер.
Наконец все разошлись.
Вернувшись с Филиппом в комнату, Кароль рухнула в кресло и положила ослабевшую руку на лоб:
— Определенно, Колетт уже нельзя приглашать. Чем старше она становится, тем болтливее! Только ее и слышно!
— И все-таки вечер очень удался.
— Ты неприхотлив! Это при том, что Жан-Марк и Франсуаза разбили нам компанию, уйдя из-за стола!
— Но ты мне сказала, что вы так условились!
— Нужно же было сохранить лицо перед гостями!
— Куда они пошли?
— Будто бы к Дидье Коплену.
— Почему «будто бы»?
— Потому что Франсуазе я не доверяю. Это такая актриса!
— Франсуаза?
Он смотрел на нее с изумлением. Воротник рубашки открывал его слегка располневшую шею. Эта родительская слепота ее удивляла и раздражала.
— Да, Франсуаза, — сказала она. — О, она…
— Что?
— Ничего… ничего…
Кароль встала и прошла в ванную, чтобы раздеться. Взгляд в зеркало ее успокоил. Она выглядела лучше, чем на снимке.
VII
— Франсуаза!
Голос отца застал ее в тот момент, когда она входила в коридор. Она вернулась и прошла в гостиную. Филипп был один, он сидел в кресле и держал перед собой раскрытую газету.
— А, ты здесь! Добрый вечер, — сказала она, подходя, чтобы его поцеловать.
Он медленно опустил газету на колени. Его взгляд был так суров, что она в недоумении остановилась.
— Ты идешь с занятий? — спросил он.
— Да, папа.
— Сколько у тебя занятий в неделю?
— Я точно не знаю. Хочешь посмотреть мое расписание?
— Да. Мне бы хотелось быть в курсе того, чем ты занимаешься.
— Но почему, папа?
— Потому что я узнал, что ты часто встречалась с одним из твоих преподавателей.
— Тебе Кароль сказала, — прошептала Франсуаза, улыбнувшись с грустной иронией.
— Неважно, откуда я получаю сведения! Ясно одно — это продолжаться не может!
— Что?
— Твои отношения с этим человеком.
Франсуаза почувствовала внезапную слабость в ногах и села.
— Они совершенно нормальные, эти отношения! — сказала она.
— А, ты так считаешь? Однако ты чуть было не покончила с собой из-за него! Да, это я теперь тоже знаю! Ты едва не убила себя, тебя вытащили, и вот ты снова попадаешь в его лапы!
Франсуаза набрала воздуха и сказала:
— Между нами произошло недоразумение, папа. Прежде всего, господин Козлов очень хороший человек…
— Очень хороший человек, который затащил тебя в свою постель! — резко сказал Филипп.
Кровь бросилась Франсуазе в лицо. Стыд ошеломил ее до слез. Она прошептала:
— Папа, с этим покончено!
— Ты меня принимаешь за дурака?
— Уверяю тебя…
— С этим покончено на сегодня, может быть, но завтра начнется снова. И куда тебя это приведет, ты мне не скажешь?