Голод (пер. Химона)

Но здсь я остановился и ршилъ итти обратно. Я былъ разгоряченъ ходьбой и возвращался назадъ медленно, понуря голову. Я повстрчалъ два воза съ сномъ; работники лежали плашмя на возахъ и пли; оба были безъ шапокъ, у обоихъ были круглыя беззаботныя лица. Я ждалъ, что они заговорятъ со мой, бросятъ мн какое-нибудь замчаніе или скажутъ шутку, и, когда я подошелъ, одинъ изъ нихъ окликнулъ меня и спросилъ, что я несу подъ мышкой.

— Одяло, — сказалъ я.

— Который теперь часъ? — спросилъ онъ.

— Точно я не знаю, приблизительно три, я думаю. Оба разсмялись и прохали мимо. Въ эту самую минуту я почувствовалъ боль отъ удара хлыстомъ въ ухо, и шляпа была сорвана съ головы; молодцы не могли пропустить меня мимо, не сыгравъ со мной какой-нибудь шутки. Немного оглушенный, я схватился за голову, отыскалъ свою шляпу и продолжалъ свой путь. Внизу у Сантъ-Хансхаутена я встртилъ человка, отъ котораго узналъ, что теперь пятый часъ.

Пятый часъ! Было позже четырехъ! Я зашагалъ, почти побжалъ внизъ, въ городъ, повернулъ и поспшно пошелъ въ редакцію. Редакторъ, можетъ быть, ужъ былъ и теперь оставилъ бюро. Я то шелъ, то бжалъ, спотыкался, натыкался на экипажи, обгонялъ всхъ прохожихъ, летлъ какъ сумасшедшій, чтобы не опоздать. Я бросился въ дверь, въ четыре прыжка вбжалъ по лстниц и постучался.

Никакого отвта.

Онъ ушелъ! Онъ ушелъ, думаю я. Я хватаюсь за ручку двери, — дверь открыта. Я еще разъ стучу я вхожу.

Редакторъ сидитъ у своего стола, повернувшись лицомъ къ окну; въ рукахъ у него перо, — онъ приготовился писать. Замтивъ мой глубокій поклонъ, онъ наполовину оборачивается, смотритъ на меня, качаетъ головой и говоритъ:

— У меня еще не было времени прочесть ваши эскизы.

Я такъ радъ, что онъ, до крайней мр, не забраковалъ ихъ, что говорю:

— Нтъ, милостивый государь, я вполн это понимаю. Да это и не къ спху. Черезъ нсколько дней, можетъ быть, или…

— Да, я посмотрю. Впрочемъ, у меня есть вашъ адресъ.

Я и забылъ объяснить ему, что: у меня не было больше никакого адреса.

Аудіенція кончена, я кланяюсь, отступаю назадъ и ухожу. Надежда снова пробуждается во мн; еще не все потеряно, напротивъ, все еще впереди. И мой мозгъ представлялъ себ большой небесный совтъ, на которомъ было ршено, что я долженъ заработать 10 кронъ за свой фельетонъ…

Если бы у меня было какое-нибудь пристанище на эту ночь! Я начинаю размышлять, куда бы я могъ забраться, я этотъ вопросъ такъ поглощаетъ меня, что я останавливаюсь посреди улицы, я забываю совсмъ, гд я, я стою, какъ одинокій маякъ среди моря, въ то время, какъ волны вокругъ бьются и шумятъ. Газетчикъ предлагаетъ мн «Викинга». Какой онъ смшной, какой смшной! Я поднимаю голову и вздрагиваю — я опятъ стою передъ магазиномъ Земба.

Я быстро поворачиваюсь, закрываю пакетъ, какъ могу, и спшу внизъ до Церковной улиц, смущенный и испуганный, что кто-нибудь могъ меня увидть черезъ окно. Я прохожу мимо Нигербретіа къ театру, огибаю его и иду вдоль крпости внизъ, къ озеру. Здсь отыскиваю себ скамейку и снова начинаю раздумывать.

Гд же мн найти убжище на ночь? Неужели ингд не было такой норы, куда я могъ бы забраться и спрятаться до утра? Гордость мшала мн вернуться въ свою прежнюю квартиру; мн даже не могло прійти въ голову. взять обратно свое слово, я оттолкнулъ съ возмущеніемъ эту мысль отъ себя, и мысленно улыбнулся маленькой красной качалк. По ассоціаціи идей, я очутился вдругъ въ комнат на Хегдеханген, въ которой я когда-то жилъ; на стол я увидлъ блюдо съ толстыми бутербродами, измнившими свой видъ и превратившимися въ бифштексы, соблазнительные бифштексы… блоснжная салфетка, масса хлба, серебряный приборъ. Затмъ открылась дверь: вошла моя хозяйка и предложила мн еще чаю…

Самообманъ и глупыя мечты! Я говорилъ себ, что, если я теперь что-нибудь съмъ, въ моей голов опять все перепутается, лихорадка овладетъ моимъ мозгомъ, и мн опятъ придется бороться съ сумасшедшими фантазіями. Я не могъ переноситъ никакой пищи, — такой ужъ я былъ, это была моя особенность, странность съ моей стороны.

Но можетъ быть до вечера я еще и найду гд-нибудь убжище. Это было не къ спху; въ худшемъ случа, я могъ бы отыскать себ мсто въ лсу, вс окрестности города были къ моимъ услугамъ, ночи еще не очень холодныя.

Передо мной разстилалось море въ грузномъ поко. Корабли и широконосые, неуклюжіе паромы бороздили свинцовую поверхность, рзали полосы направо и налво; дымъ пароходовъ валилъ тяжелыми клубами. Стукъ машинъ глухо разносился въ сыромъ воздух.

Ни солнца, ни втра; деревья были мокрыя, а скамейка, на которой я сидлъ, холодная и скользкая. Время проходило, а я все продолжалъ мечтать, спина моя совсмъ похолодла; вскор я замтилъ, что глаза мои закрылись. И я оставилъ ихъ закрытыми…

Когда я проснулся, вокругъ меня было совсмъ темно; оглушенный и иззябшій, я схватилъ свой свертокъ и началъ бжать. Я шелъ все быстрй и быстрй, чтобы согрться, потиралъ руки, растиралъ колни, потерявшія всякую способность ощущенія, и поднялся къ пожарной части. Было девять часовъ, — я проспалъ нсколько часовъ.