Рехи мог с утра до ночи осваивать азы обращения с плугом и ухаживать за скотом, мог нести караулы и объезжать прирученных ящеров. Но время от времени под сердцем кололо чувство вины и тревоги, будто он все еще находился не на своем месте. Он упрямо гнал сомнения, но их неприятное шевеление проникало под кожу молчаливым напоминанием: он забыл главную цель своего пути. Главную ли? Ведь он изначально не стремился превращаться в орудие семарглов. Всего лишь хотел набить морду Темному Властелину из сказок безумного адмирала, как бы абсурдно это ни звучало. Да и вообще в начале пути все посулы и клятвы диктовало отчаяние.
– Рехи, что с тобой? – спрашивали Лойэ и Ларт, когда временами Рехи застывал на месте, поддавшись тяжким сомнениям. Радость от встречи и обретения семьи отравляло сознание невыполненного долга.
Он видел в снах танцы скелетов возле черного кокона и слышал звон мечей. Но он слишком устал от битв, интриг и скитаний, чтобы присоединиться к сражению. Где-то Сумеречный обжигал руки, и крылья Митрия день ото дня становились все чернее.
Однажды Рехи узрел, как Сумеречный испуганно склоняется над учителем, с трудом заживляя кошмарную рваную рану поперек призрачной груди. В другой раз Митрий вытаскивал на себе Сумеречного, унося подальше от Разрушенной Цитадели. Тогда, помнится, над деревней пронеслась лютая гроза. Рехи сидел в башне, утешая ревущего Натта и успокаивая дрожащую Лойэ, хотя сам не верил в счастливый исход. Он ждал с минуты на минуту нового огненного разлома или нежданного извержения вулкана. Но опасность временно миновала, башня устояла, а ожесточенный поединок бессмертных продолжился.
– Да так, мысли. Просто мысли, – отвечал Рехи и после этого обычно шел к ящерам. Работа и неискоренимый первобытный страх эльфов пред рептилиями помогали справляться с дурными предчувствиями. Заставляли забывать, что каждую ночь вновь предстоит вылетать из тела, чтобы наблюдать, как сыплются темные перья с некогда золотых крыльев Митрия. Надежда покидала верховного ее служителя, Сумеречный же напитывался еще большим упрямством.
– Сколько ты еще готов сражаться? – шипел Двенадцатый из кокона, когда Тринадцатый снова и снова кидался на черные линии, ища в них брешь. Он обжигался, но сшивал края расползавшегося мироздания. Рехи подозревал, что только благодаря этой неумолимой борьбе еще стоит их поселение, Надежда.
– Столько, сколько птица будет долбить клювом алмазную гору, – отвечал Сумеречный и продолжал борьбу. Митрий сражался рядом. И вот настал тот горький час, когда Рехи увидел во сне бескрылого семаргла, который молча сидел на камне, созерцая танец безголовых скелетов.
– Ну что, подорвал здоровье? А я-то думал, у вас все видимость только, – посетовал без издевки Рехи, витая то ли призраком, то ли собственным отражением в зеркале горячечных видений.
Митрий даже не пошевелился, медленно ощупывая лопатки, из которых торчали обугленные костяные остовы. Пальцы его дрожали, иссяк ореол сияния. Вестник надежды впал в отчаяние от бесполезности борьбы, от собственного незнания. Он упал с той же башни самодовольства, что и Ларт когда-то, и расшибся, придавленный разрушенными плитами веры в свою непобедимость.
Остался только Сумеречный, который считал себя не идеалом, а ошибкой. Остался и Рехи, который не желал больше встревать в вечную борьбу бессмертных «ошибок». Ему хватало забот в мире смертных.
С первыми лучами красных сумерек он отправлялся к ящерам, скоблил чешую, учил молодняк выполнять команды. Ларт во всем помогал. Вместе они передавали знания о приручении рептилий новым всадникам. Постепенно деревня обзаводилась собственной армией рыцарей на ящерах.
– Видишь, они совсем не опасны, – твердила Санара, уговаривая Лойэ сесть верхом. – Натт станет прекрасным наездником. Когда подрастет, мы научим его заботиться о маленьком ящере. Приручит его, они станут друзьями.
– Но давай все-таки пойдем от этих больших. Твою Изумруд я не боюсь, она хорошая. А вот эти серые – бр-р-р, – отшатывалась Лойэ, заслоняя собой Натта. Малыш бесстрашно рассматривал рептилий, чему радовались Ларт и Санара.
Ящеры покорно ожидали приказов, копаясь в каменистой земле или стоя возле ворот. Они выглядели почти дружелюбно. По крайней мере, Ларт и Санара совсем не опасались внушительных челюстей, ловко сочетая дрессуру с поощрениями.
– Мечом их подгонять нельзя, – объяснял Ларт. – Вот эти серые, конечно, великоваты. Изумруд умница. Тот же вид, что мой…
Ларт каждый раз печалился, вспоминая своего верного скакуна. Санара тоже вздыхала:
– Жаль твоего Ветра, у них с Изумруд получилось бы красивое потомство.
«Эти двое нашли общие темы», – радовался за друзей Рехи, замечая, как Ларт посматривает на Санару. Им повезло встретиться в спокойное время в безопасном месте. Рехи ожидал, что однажды утром обнаружит парочку под одной шкурой. Тем более жили они и так все вместе в старой колокольне.