Малек — это что-то совсем незначительное. Комочек жизни с обрывком нервного волокна. Этого вполне хватает, чтобы испытывать чуть-чуть страха, чуть-чуть страдания. И этого как раз достаточно, чтобы быть переполненным страданием и страхом. Тысячи миллиардов мальков, проглоченных живьем, тысячи миллиардов ничтожных обрывков сознания, растворяющихся в боли. В этом нет ничего особенного, все это повторяется миллионы раз каждый день.
Вы когда-нибудь видели маленького ребенка, малыша, сосунка, страдающего отитом? Он не понимает, что с ним происходит. Страдание внезапно обрушилось на него, оно находится в нем, в его головке, боль терзает его кости. Он подносит ручонки к ушам, он кричит, но чем больше он кричит, тем ему становится больнее, он не может избавиться от боли, не может ничего поделать. Когда он открывает глаза, вы можете прочесть в его глазах ужас. Это целая орда живых существ захватила другое живое существо и начинает пожирать его…
Уже давно хищники не пожирают человеческих детенышей, но совсем недавно мы научились защищать их от нападений бацилл, микробов и вирусов. Сегодняшняя мать, растящая своих малышей за прочными санитарными барьерами, не отдает себе отчета в том, насколько хрупкой была жизнь ребенка сотню-другую лет тому назад. Достаточно почитать биографии знаменитостей. Например, у И.С.Баха было 22 ребенка, из которых выжило 7. У Леопольда Моцарта было 7 детей, выжило 2. Нам повезло, что среди выживших оказался Вольфганг Амадей…
Во Франции в середине ХIХ века детская смертность достигала 20 %. Сегодня она упала до менее 3 %.
Это настоящая революция мира живых существ.
Никто больше не поедает человеческих детенышей.
Человек больше не опасается ни за себя, на за своих детей, он не боится ни волка, ни тигра, ни чумы, ни крупа. Крупные хищники уничтожены или посажены в клетки, микроскопические враги не подпускаются близко. Человек больше не обеспечивает своей свежей плотью жизнь других существ. Его может пожрать только смерть.
Но человек продолжает убивать. Он убивает больше, чем когда-либо. Он яростно уничтожает целые ветви живого мира, стирает с лика Земли леса, стерилизует пруды, массами убивает птиц, забивает миллиардами ягнят и цыплят. Ни один вид не способен противостоять человеку. Никто не может победить его. Ради своей выгоды он нарушил равновесие живого мира.
Он стремится оккупировать планету в одиночку после того, как уничтожит все остальные виды.
Но закон равновесия неумолим. Подобные изменения структуры живого мира не могут остаться без последствий. Возникает ужасающая компенсация. Слишком хорошо защищенный убийца видит, как против него поднимается единственный достойный противник, способный справиться со средствами его защиты и его нападения — он сам.
[Когда человек был животным, вооруженным своими руками и зубами, он убивал и его убивали. Поднявшись над примитивными условиями жизни, он постепенно стал неуязвимым для хищников, когда-то охотившихся на него. Но появлявшееся у него в придачу к естественному оружию все новое и новое оружие он использовал в первую очередь против себе подобных. Убив волка, он убивал своего брата. Сначала кремневым копьем, потом арбалетом, потом пушкой с пороховым зарядом.]Человек принялся наносить себе раны, которые ему больше никто не мог нанести.
И это стало справедливо как для внутренних, так и для внешних сражений. Его организм, потрясаемый вакцинами, сыворотками, уколами, лучами, пилюлями, таблетками, сиропами, порошками, каплями, стимуляторами, успокоительными, укрепляющими, антитоксинами, антибиотиками, анальгетиками, лошадиными гормонами, экстрактами из желез хряка, организм, очищенный, восстановленный, промытый, освобожденный от лишнего, защищаемый вопреки своему желанию, утратил дисциплину, которая могла мобилизовать его против агрессора и позволил анархии распространиться среди его клеток: там, откуда бежал микроб, появился рак. Человек принялся сам пожирать себя[: свою грудь, свою печень, свою простату…
Тем не менее, рак не способен заменить тысячи форм неизмеримо малых агрессоров.] Может быть, в более или менее близком будущем человек научится подавлять восстание клеток. Может быть, он даже не позволит им стареть.
Он выиграл почти все внутренние сражения. Нет ничего невозможного в том, что он выиграет войну.