Голодающее крестьянство

Через какіе-нибудь полчаса времени врачи направляются в другую больницу. Кое-как оправившись и успокоившись, вы также идете следом за ними, хотя и знаете, что там вас ждут те же гнетущія впечатленія, которыя так невозможно взвинтили и расхлябали ваши нервы...

В одной из больниц мне, между прочим, удалось видеть г-жу Ган на самой работе. Она смазывала іодом во рту больных цынгой, забинтовывала ноги, на которых виднелись язвы, массажировала опухоли и т. д. При этом она разспрашивала больных, наполовину по-татарски, наполовину по-русски, о состояніи их здоровья, об аппетите и проч. Чуть ли не всех больных она

знала по имени, — очевидно, знала даже их семьи, так как сообщала больным сведенія о их родичах, которых она навешала при обходе крестьянских изб,

Я видел, как прояснялись лица больных, когда к ним подходила молодая фельдшерица. Я видел, как охотно, с каким полным доверіем предоставляли они ей свои распухшія десны, свои сведенныя ноги, свои опухоли и болячки. Во взглядах, которыми они следили за движеніями молодой девушки, светилось такое глубокое чувство благодарности и привязанности!

Это отношеніе чувствовалось и сказывалось во всем; очевидно, оно отражалось и на самой г-же Ган, вызывая в ней известное чувство нравственнаго удовлетворенія. Она подходила к нарам с бодрым, веселым видом, который успокоительно и ободряюще действовал на больных... Дети-татарчонки старались протиснуться к ней. Более здоровые малыши заигрывали с ней, ловили ее за руки, заглядывали ей в глаза, что-то лепетали, улыбались и хихикали...

Здесь я позволю себе сделать маленькое отступленіе, так как мне хочется разсказать еще об одной встрече с г-жей Ган,—встрече, происшедшей в Самаре, спустя год после перваго моего знакомства с нею в Сентемирах. Это было как раз в то время, когда в Самаре вдруг обнаружено было несколько случаев заболеванія какой-то в высшей степени серьезной, опасной и в то же время загадочной болезнью. Случаи закончились смертью, которая наступила очень быстро. Местные врачи, во главе с земским прозектором, доктором медицины, г. Кавецким, признали болезнь за чуму,—настоящую азіатскую чуму.

Началась ужасная горячка. Из Петербурга по телеграфу получались строжайшія предписанія относительно немедленнаго принятія самых решительных мер. Между прочим, было предписано тотчас же изолировать самым тщательным образом губернскую земскую больницу, в которой умерли больные чумой, а также и те дома, в которых они жили перед самой болезнью. Организовался особый комитет из представителей администраціи, города и земства для борьбы с грозной эпидеміей.

Ожидался пріезд председателя Высочайше учрежденной чумной коммиссіи, принца Ольденбургскаго, о необыкновенной энергіи и строгости котораго разсказывали целыя легенды. Под вліяніем этих разсказов, представители губернской власти вдруг воспрянули, утратив свое олимпійское спокойствіе и китайскую неподвижность, засуетились, забыв даже о послеобеденном сне, винте и „Гражданине“. О страшной заразительности азіатской гостьи, об ея смертоносности передавались безчисленные разсказы—один другого ужаснее.

Паника все сильнее и сильнее овладевала обществом, Говорили о строжайшем карантине, который вот-вот должен учредиться над Самарой. Многіе серьезно подумывали о бегстве из зачумленнаго города. Губернская управа работала, что называется, не покладая рук. Заседанія, совещанія, комитеты следовали один за другим. Между прочим, земству предстояло организовать несколько отрядов из врачей, фельдшериц и санитаров.

на случай появленія страшной гостьи в том или другом пункте губерніи.

В пріемной губернской управы почти всегда толпился разный народ—искатели мест, занятіи, стипендій, подрядов и т. д. Войдя однажды в эту пріемную (я служил тогда секретарем самарской губернской земской управы), в числе разных посетителей я заметил молодую девушку, небольшого роста, одетую во все темное. Она скромно сидела на стуле, в уголке, в ожиданіи очереди. Лицо и фигура показались мне знакомыми, но по близорукости я не сразу узнал.

Где-то я видел эти грустные глаза,—подумалось мне в то время, как я проходил мимо. Но вот барышня поднимается со стула и направляется ко мне. Сцена в Сентемирах пред цынготной больницей вдруг ярко всплыла в моей памяти... Это была г-жа Ган.

■ — Здравствуйте! — сказал я. — Очень рад вас видеть... Вы имеете какое-нибудь дело в управе?

— У меня просьба... большая... Правда ли, что управа вызывает фельдшериц на эпидемію?—спросила она.

— Да, правда, — ответил я. — Почему это вас интересует?

— Я желала бы поступить фельдшерицей и отправиться на эту эпидемію.

— А вы знаете, что это за эпидемія?—спросил я

— Да, знаю,—спокойно отвечала девушка.

Я заметил, как присутствовавшіе при этом разговоре посетители поглядели на отважную барышню и многозначительно переглянулись между собой.

— Врачи констатировали чуму,—продолжал я.

— Да, я слышала.

Мне подумалось, что, быть-может, она недостаточно уяснила себе предстоящую ей огромную опасность.

— И вы... не боитесь?—спросил я.

Она отрицательно покачала головой.