Голодная бездна

Ник вытащил из-под корней ивы сверток. Удочки свои он хранил здесь с того самого дня, когда папаша – чтоб его в Бездне демоны сожрали! – спьяну поломал все, которые Ник дома оставил. И самому Нику тогда досталось, неделю пластом лежал. Мамка тогда за целителем в город бегала, а папаша ныл, что в доме и так денег нету, чтоб их зазря тратить. Небось, и без целителя Ник бы поднялся…

Плотная ткань промокла, но это ничего. Инструмент у Ника самый простецкий, ежели чего попортится, то мигом Ник исправит. Он разогнулся, и тогда увидел Роэна.

Тот сидел на корне и смотрел на Ника.

Сидел.

И смотрел.

Глаза круглые, что у совы. Рот приоткрыт. Роэн всегда ходил, приоткрывши рот, и порой изо рта слюни текли, которые Роэн вытирал рукавом. Но вовсе он не был придурком, как другие говорили. У него там чего-то с челюстью не того было, так мамашка объясняла, когда просила, чтоб Ник, значит, Роэна не бил. А он и не собирался. Он же ж, может, тоже понимание имеет.

– Привет. – Ник выпустил сверток. – А тебя все ищут.

Голова Роэна дернулась.

Она была большою, несуразно большою, а шея вот – тонкою и длинной, и оттого голова на этой шее гляделась, что тыква на палке.

– Я так и подумал, что ты из дому сбег. Так?

Роэн вновь дернулся.

Плечи тощие, а сам… куртейку свою потерял, видать, и рубаху, и сидит в одной майке с узкими лямками. Майка серая, шкура белая, в красных точках вся. Стало быть, не сгинули комары, вона, пожрали как.

– Клад искал?

– Ис-кал, – отозвался Роэн.

– И как, нашел?

– На-ш-шел… – Он облизал губы языком, розовым и непомерно длинным, будто не язык, а леденец, из тех, которые в лавке продаются по грошу за два дюйма. Когда-то, когда папаша еще не все пропивал, Нику покупали. И он, Ник, тоже купит сестрам. Следующим летом, когда его на работу возьмут, а с той работы заплатят.

А может, и раньше, если Роан и вправду клад нашел.

– Покажешь?

Роан соскользнул с корня, и движение это, необычно гладкое, будто и не человек – змея, заставило Ника отпрянуть.

И… почему ему не холодно?

Нет, сам Ник к холоду привычный, а вот Роан всегда мерз, потому и норовил на себя натянуть любое тряпье, которое попадалось. Он и летом-то ходил в старушечьем драном платке, который завязывал на животе узлом.

А тут в майке одной.

И не дрожит.

– А… чего ты так одет?

Роан пожал плечами. И вновь движение это…

– Клад… т-там… – Роан указал на обрыв.

Место это Ник знал хорошо. Да и все знали. Сюда и городские-то бегали. Обрыв-то, хоть и гляделся страшным, а на деле имелась там особая тропочка, по которой любой спуститься мог и к самой воде. Аккурат же в этом месте речушка разливалась, расползалась, и вода светлела, чистою гляделась. Летом – милое дело посидеть. У бережка самого и мелко, на дне – песочек, камушки, а чуть дальше пройдешь, то и глубина приличная, чтоб поплавать.

Но вот клад…

Обрыв этот изрыли не только ласточки. Ник и сам как-то глину красную долбил, все мнилось, что, если хорошенько покопать, то докопается до костей, навроде тех, которые циркачи привозили, врали будто кости эти – демонов. А учитель потом сказывал, что не демонов, а доисторических животных. Ник только собачьи нашел.

Выходит, Роану больше свезло.

Или нет?

Сомнения крепли. И вместо того чтобы к обрыву шагнуть – вот он, близехонько тропка заветная, за камнем белым прячется, Ник попятился.

– Я… тогда домой сбегаю, – сказал он. – Мамке скажу, а то волноваться станет.

Если Роан следом кинется… но тот стоял, прижавши голову к плечу, глядя на Ника круглыми глазищами своими…

– А клад… ты про него никому не говори, лады? Мы его потом перепрячем, а то если кому скажешь, то сопрут.

Ник шмыгнул носом и отступил.

Не было никакого клада… да и то, откуда здесь сокровищам взяться? Тот же учитель – хороший он мужик, хоть и тронутый немножко – сказывал, что земли эти пустыми стояли. Что не было тут никого, кроме бизонов и носорогов шерстистых, а люди уже потом пришли, после большой войны. А если так, то… не бизоны ж клад прятали?

Бизонам золото ни к чему…

– Я скоренько… а то ж ищут тебя все…

Ник и штаны свои подбирать не стал.

Он бросился прочь, думая лишь о том, что если доберется до ограды, то останется цел. Откуда взялась эта странная уверенность? Он не знал.

Не добрался.

Он услышал музыку, когда впереди показалась дорога. А за нею – и ограда с треснувшею перекладиной, через которую перебирались коровы, а старик Фармер никак не мог эту перекладину починить…

…свирель пела.

…звала.

…умоляла вернуться. Ник ведь так и не взглянул на золото. Откуда оно взялось? Разве это важно? Главное, что оно есть, лежит в трещине, у самой воды. Только руку протяни. Ник ведь не боится протянуть руку? Он и на кладбище ночью ходил, на спор, а тут день. Что плохого может случиться днем?

– Я… не пойду! – Ник упал на колени, заткнул ладонями уши, только шепот свирели все равно проникал в голову.

Золото.

Много золота. Столько, что одному не унести сразу. Поэтому Роан и прячется, он ведь не совсем дурак, понимает, кому можно верить. Нику вот можно. Он разделит золото на двоих.

Мамаше не придется больше ходить на работу.