Читаем Голодная Гора полностью

И вот, хозяйка сидит в уголке кареты, а хозяин поправляет, подтыкает со всех сторон плед, ставит ее ноги на жаровню с углями, и все это с такой любовью, с такой нежностью, что Тим невольно вспоминает разговоры в людской: не пройдет и нескольких месяцев, как появится новый младенец. У открытой двери стоит горничная с маленькой мисс Молли на руках, и девочка машет папеньке и маменьке своей пухлой ручонкой. И вот Тим взбирается на козлы, берет в руки вожжи, и карета выезжает на аллею, под арку, мимо рододендронов, заворачивает к заливу, а потом через лес и к парку.

Генри держал руку Кэтрин под пледом, и пытался себе представить, должно быть, в пятисотый раз, что она сейчас думает; она такая отрешенная, сдержанная, спокойная, в ней нет ничего похожего на его пылкую непосредственность.

- Тебе не холодно? - заботливо спросил он, вглядываясь в ее лицо. - Ты уверена, что поездка тебе не повредит?

- Вполне уверена, дорогой, - ответила она, согревая его сердце улыбкой. - Я действительно прекрасно себя чувствую. Ты же знаешь, я ни за что не согласилась бы пропустить нашу воскресную поездку в Армдор.

Он откинулся на подушки кареты, успокоенный.

Дядя Вилли Армстронг настоятельно советовал ему соблюдать осторожность.

- Твоя матушка, сказал ему дядя Вилли, - родила вас всех и не поморщилась. Она унаследовала выносливость от старого Симона Флауэра. Но если ты собираешься следовать примеру своего отца и обзавестись большой семьей, я советую тебе не слишком торопиться. Твоя Кэтрин более деликатный цветок, чем Фанни-Роза.

Между тем, маленькой Молли евда исполнился год, а вслед за ней уже спешит следующий. Впрочем, может быть, дядя Вилли напрасно беспокоится... Генри выглянул из окна кареты. У деревьев в этой части парка возле дороги был какой-то куцый вид, после того, как их осенью подстригли. Ничего, это им полезно, через два-три года они совсем выправятся. Когда они проезжали мимо Лоджа, Кэтрин с улыбкой поклонилась миссис Магони, а Генри нарочно отвернулся. Этот дом всегда вызывал в нем неприятные мысли, напоминая о том, что следовало забыть. Джек Донован и его сестрица уехали отсюда, убрались в Америку, в доме от них не осталось и следа, и все-таки всякий раз, когда Генри проезжал через ворота, при всем желании забыть, он невольно вспоминал нахальный фамильярный вид, с которым этот тип взял деньги на пароходный билет, и хитрый взгляд исподлобья, брошенный на Генри его сестрицей, а за всем этим - беспомощные трагические глаза несчастного Джонни, когда Генри в последний раз видел его в Клонмиэре. Нет, эти воспоминания - не лучшая пища для ума, и, еще раз погладив руку Кэтрин под пледом, он стал весело болтать ни о чем - об охоте, намеченной на следующую неделю, о малом судебном заседании в следующий вторник в Мэнди, о письме, полученном накануне от его матери Фанни-Розы из Ниццы.

- Ты заметила, - смеясь, сказал он Кэтрин, - что она все время пишет о каких-то сумасбродствах? Уверен, она получает массу удовольствия от жизни.

- Ты напрасно так думаешь, - отозвалась Кэтрин.

- Ах, дорогая моя, ты недостаточно хорошо знаешь мою мать, и тебе трудно судить. Я считал, что смерть бедного Джонни сломит ее окончательно, однако теперь я склонен думать, что после того, как миновал первый приступ отчаяния, и она оправилась от шока, вызванного его смертью, она перестала думать об этой трагедии и о Джонни тоже.

- Твоя мать совсем не так легкомысленна, как кажется. Она просто притворяется и перед людьми, и перед самой собой.

- Моя мать ни перед кем не притворяется, - сказал Генри, - можешь быть в этом уверена. У нее есть своя вилла, ее окружают разные иностранные графы, рядом - казино, и она вполне довольна жизнью. Посмотри-ка, эта неприятная особа миссис Келли действительно делает тебе книксен. Что ты делаешь с этими дунхейвенцами? Раньше я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из этой семьи улыбнулся Бродрикам, разве что замышляя какую-нибудь пакость.

- Может быть, это оттого, - отозвалась Кэтрин, глядя в сторону, - что Бродрики никогда не улыбались жителям Дунхейвена?

- Конечно, я в этом нисколько не сомневаюсь, - сказал Генри. Потому-то первого из них и убили выстрелом в спину. Что ты скажешь о новой дороге на шахту? Это современное покрытие - великолепная штука, его не сравнить с гравием, при котором зимой по дороге невозможно проехать. Дедушка был бы доволен.

- Я с тобой согласна, стало гораздо лучше, однако я бы хотела, чтобы одновременно с этим кто-нибудь занялся домами шахтеров. Некоторые из них просто в ужасном состоянии. Я не могу спокойно думать о маленьких детях, которые вынуждены жить в таких условиях.

- Неужели дома действительно так плохи? - спросил Генри. - Боюсь, что я никогда в них не бывал, думал исключительно о том, чтобы шахты приносили доход. Я легко могу дать распоряжение, чтобы их подправили, там, где они уж очень плохи, и кое-где подкрасили. Будет теплее, и перестанет течь.

- А почему бы не снести их совсем и не выстроить на их месте новые, кирпичные? - предложила Кэтрин.

- Любовь моя, это будет стоить уйму денег.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее