- Я думаю, - сказал Том, глядя с улыбкой на своего друга, - что ты можешь считать себя счастливейшим человеком на свете. У тебя отличная земля, большое состояние, процветающее дело, ты ведешь достойную жизнь, у тебя ангел-жена, прелестная дочурка - одним словом, все, что только можно пожелать. Если бы я не был священником, я бы тебе позавидовал.
- Но, поскольку ты священник, ты не упускаешь случая читать мне мораль, наставляя меня и предупреждая, чтобы я "не складывал сокровища на землю, где их могут попортить моль и ржавчина". Бесполезно, мой друг. Я живу в реальном мире, и, хотя не считаю себя материалистом, тем не менее полагаю, что имею право пользоваться тем, что мне в этом мире дано, и получать от этого радость. Не вижу в этом никакого греха.
- Мне кажется, я понимаю, что Том имеет в виду, - сказала Кэтрин. Когда человек счастлив и доволен, когда у него все идет хорошо, его подстерегает один из самых тяжких грехов - самодовольство и успокоенность. Нет, мое солнышко, больше сахару нельзя, ты уже скушала достаточно, иначе у тебя заболит животик. Вот тебе мамин медальон, можешь им поиграть.
Девочка, уже надувшая губки и готовая заплакать, тут же отвлеклась, глядя на цепочку и медальончик, который открывался, а потом снова со щелчком закрывался.
- Видишь, Том? Воспитание начинается, - подмигнул другу Генри. - Молли хочется сахару, но ее надувают, предлагая взамен что-то другое! Здесь не допускается, чтобы человек был доволен и успокоился на этом. А я так разрешил бы ей наесться до отвала, а потом подождал бы, пока у нее не заболит животишко. Таким образом она получила бы урок и не стала бы объедаться сахаром.
- Ты не прав, - сказала Кэтрин. - Молли слишком мала, и не может связать причину со следствием. Она не поймет, что боль вызвана сахаром. Пока ребенок мал, его надо отвлекать, а потом, когда подрастет, его можно учить послушанию и необходимости подчиняться.
- Все-то у нее рассчитано, - сказал Генри, - от букваря до финальных экзаменов. Я не встречал человека, который с такой серьезностью относился бы к воспитанию детей. Не могу припомнить, чтобы наша матушка чему-нибудь нас учила. Во всяком случае, она никогда нам не говорила, что мы делаем что-то не так, как нужно.
- Можно только удивляться, что вас еще терпят в обществе, - заметил Том. - Послушай моего совета, предоставь воспитание детей Кэтрин.
- Отлично, - согласился Генри, - а если они не будут слушаться, я просто буду их пороть. Могу сказать только одно: они ни в чем не будут нуждаться.
- Еще один тяжкий грех, - сказал Том. - Слишком много денег. Бедняжка Кэтрин, я вижу, у вас будет много дела.
Генри бросил в приятеля скорлупкой от ореха.
- А что, если ты перестанешь говорить о моих грехах, - сказал он, - и вместо этого дашь мне практический совет? Как тебе известно, в Бронси намечаются дополнительные выборы. Старый сэр Николас Веннинг умер. Я подумываю о том, чтобы выдвинуть свою кандидатуру, принять участие в выборах на стороне консерваторов.
- Правда?
- Во всяком случае, мне будет очень интересно, а связи у Бродриков существуют с тысяча восемьсот двадцатого года.
- А что думает об этом Кэтрин? - спросил Том.
- Кэтрин считает, - улыбнулась его жена, - что у ее мужа слишком много энергии, и что если он не займется политикой, то может обратить ее на что-нибудь похуже. А так все-таки подальше от греха.
- Так может сказать только жена, - заметил Генри. - Обрати внимание, ни слова о честолюбивых устремлениях, не выражается надежда или хотя бы предположение, что я стану премьер-министром. Просто ласковая улыбка и "подальше от греха".
- Я согласен с Кэтрин, - сказал его друг. - Конечно же, действуй, произноси речи, устраивай обеды, целуй ребятишек из Бронси и кланяйся, если в тебя будут бросать тухлыми яйцами. Желаю тебе всяческой удачи. Если ты добьешься успеха и проложишь себе путь в Вестминстер, я даже поеду на ту сторону воды, чтобы послушать твою первую речь, и буду рассказывать всем, кто будет сидеть рядом со мной, что Генри Бродрик - мой старинный товарищ. Лет этак через двадцать ты добудешь мне место епископа.
- Нет, серьезно, - сказал Генри, - я легко могу добиться избрания, получив большинство, хотя это место искони принадлежало либералам. Вся семья сплотится вокруг меня. Герберт - в Летароге, - я говорил, что он получил там приход и живет теперь в нашем старом доме? А тетушка Элиза - в Сонби. Я бы мог рассказать обо всех своих знакомых и родственниках в Бронси, хотя, пожалуй, не стоит упоминать о моей так называемой бабушке, которая живет в деревне и делает книксен всякий раз, когда видит Герберта.
- Мне кажется, что ты все-таки сноб, - рассмеялся Том.
- Вовсе нет, но зачем же приоткрывать шкаф и демонстрировать наши скелеты во время политической кампании? Вот что я тебе скажу: мы снимем дом в Лондоне на весь сезон, независимо от того, пройду я или нет, а ты приедешь и станешь жить у нас. Будет полезно, если все увидят меня рядом с тобой, это покажет, что я отношусь с уважением к церкви.