- Разве вы не можете прожить на те деньги, которые дедушка оставил вам по завещанию? - с удивлением спросил Генри. - Мне всегда казалось, что жить во Франции гораздо дешевле.
- Ах, мой милый, жизнь везде дорога, - сказала мать. - Всякие там обеды, путешествия, то одно, то другое - мне всегда не хватает денег.
Она все время уклоняется от прямого ответа, подумал Генри; она и не думает отвечать откровенно.
- По завещанию деда вам было назначено около тысячи двухсот фунтов, решительно продолжал Генри. - За виллу вы платите, если перевести на английские деньги, всего пятьдесят. Ну, скажем, еще прислуга - у вас ведь кухарка и горничная? - расходы на еду - на это идет никак не больше сотни в год; туалеты, кое-какие развлечения, это еще пятьдесят; все это составляет двести фунтов, матушка, и на руках у вас остается тысяча. Что вы делаете с этими деньгами и почему вам пришлось взять в долг тысячу фунтов у Оуэна Вильямса?
- Я же тебе говорю, они куда-то уходят, - сказала Фанни-Роза. - Не спрашивай, как и куда. Я не имею ни малейшего понятия. Генри, милый мой мальчик, оставь ты свою учительскую мину, она так тебе не идет, и когда ты будешь приветствовать своих избирателей, будь самим собой, обаятельным и всегда с улыбкой. Ты сидишь на моих серьгах, дорогой. Брось их, пожалуйста, мне.
Она говорила тихим голосом, поглядывая на него краешком глаза, и он встал с кровати, подошел к ней и осторожно вдел серьги ей в уши.
- У тебя такие же руки, как у твоего отца, - сказала она. - Теперь я понимаю, почему Кэтрин так тебя любит... Дай Бог, чтобы вы оба были счастливы.
Он видел в зеркале ее лицо. Не слезинка ли там притаилась, в самом уголке глаза? Но ведь она все время улыбается.
- Маменька, - сказал он, повинуясь порыву, - почему бы вам не оставить Францию и не поселиться с нами в Клонмиэре? Кэтрин будет счастлива, если вы будете с нами, и, кроме того, это ведь ваши родные места, ваша родина.
Фанни-Роза покачала головой.
- Не говори глупостей, - весело сказала она. - Моя жизнь вполне меня устраивает. Люди такие забавные, и живут они весело. Кроме того, не годится матери жить вместе с сыном, я однажды пыталась это сделать, и ничего не получилось. Как ты думаешь, какую шляпку мне сегодня надеть?
- При чем тут шляпки? Маменька, измените свое решение, переезжайте жить к нам. У вас будут отдельные комнаты, вы будете делать все, что вам угодно, никто не будет вмешиваться в ваши дела.
- Нет, мой родной.
- Вы мне не скажете, что у вас происходит с деньгами?
- Ах, Генри, к чему все время говорить об одном и том же? Посмотри, уже половина шестого, мы должны быть в ратуше. Беги и скажи всем остальным, пусть они будут готовы. Мне нравится Том Калаген, он такой чуткий, не то, что другие священники. Тебе везет с друзьями. А вот у Джонни их никогда не было... Поцелуй меня, мой смешной серьезный сын и не беспокойся больше обо мне. Я никогда впредь не побеспокою мистера Вильямса, это я тебе обещаю. Следующий сезон принесет мне удачу, я это чувствую.
- Что вы хотите этим сказать? - улыбнулся Генри. - Вы говорите, словно лавочник, как будто надеетесь заработать какие-то деньги.
Она бросила ему мимолетный взгляд и поправила волосы на висках.
- Пойдем, найдем остальных, - сказала она, - и не забудь вдеть цветок в петлицу. Слава Богу, у меня очень красивые дети.
Это бесполезно, думал Генри, спускаясь следом за ней по лестнице, от нее все равно ничего не добьешься. Она все время ставит между нами преграду. Улыбается, ласково на тебя смотрит, говорит ничего не значащие слова, а что делается у нее внутри - неизвестно... И он подумал об отце, который так ее любил, неужели и с ним было то же самое, и она ускользала от него даже в минуты самой тесной близости...
Вся семья ожидала их внизу в холле, и сразу же были заказаны экипажи, чтобы везти их в ратушу.
Однако улицы были забиты народом, все двигались в том же направлении, что и они, и лошади были вынуждены тащиться шагом, иначе передавили бы людей.
Генри дал указание кучеру подвезти их к заднему входу в здание, потому что если бы он стал подниматься по ступенькам на глазах у всей толпы, собравшейся на площади, его бы сразу узнали.
Даже отсюда слышались возбужденный гул и говор - совершенно так же шумит народ, сбежавшийся посмотреть на казнь, заметила Фанни-Роза, и когда коляски свернули в узенькую боковую улочку позади ратуши, они увидели бесконечные ряды людей, устремивших взоры наверх, на балкон - они смеялись, махали носовыми платками и шляпами.
- Мы, наверное, явились еще позже, чем я предполагал, - быстро сказал Генри, - мне кажется, результаты уже объявлены.