Читаем Голодная Гора полностью

- Дядя Вилли все время смотрит на меня с безнадежным видом, словно хочет сказать: "Я же говорил!", - раздраженно сказал Генри. - Помню, еще в прошлом году он заявил, что Кэтрин вообще не следовало иметь детей... Он почему-то считает, что у нее там внутри какое-то искривление. Кэтрин никогда мне ничего не говорила по этому поводу, она все принимала достаточно спокойно. Странные какие-то эти женщины... - Он нерешительно переминался с ноги на ногу, поглядывая на дверь. - Может быть, мне все-таки пойти наверх?

- Я бы на твоем месте не ходил, - мягко сказал Том.

- Не могу больше здесь находиться, - сказал Генри, - пойду посмотрю, что делается в новом доме.

Он взял маленькую лампу и вышел через дверь из столовой в коридор, соединяющий старую и новую части дома. На этой неделе рабочие обшивали панелями стены новой столовой. Он поднял лампу над головой и прошел в большой холл, который казался огромным из-за отсутствия мебели. Через застекленную крышу струился тусклый свет. Здесь все было призрачно и серо, а широкая лестница, ведущая на галерею, зияла, как пропасть.

Все будет отлично, думал он, когда мы поставим мебель. Яркий огонь в открытом камине, кресла, диваны, столы, а вот здесь, в уголке, фортепиано Кэтрин.

Он бесцельно бродил по пустым необставленным комнатам, его шаги гулко отдавались в пустоте. Один раз споткнулся о лестницу и какие-то банки из-под краски. В уголке гостиной осталась кучка цемента. Комната показалась ему удивительно холодной, там гулял неприятный влажный ветер. Он поднялся по широкой лестнице на галерею. Здесь, должно быть, днем играли дети, кто-то из них забыл скакалку, она так и висела на перилах. Генри прошел через новую гардеробную в спальню, где еще держался запах краски. Генри пожалел, что спальню не закончили вовремя, и Кэтрин не могла рожать там. Тогда ее можно было бы переносить в будуар, и она могла бы проводить день, лежа на кушетке, а в спальню бы возвращалась только на ночь. Он остановился на пороге будуара. Даже сейчас, в голой и пустой комнате угадывалось ощущение уюта, будущее назначение этого уголка. Возможно, это потому, что они задумали ее вместе, строили планы, обсуждали, как лучше ее обставить и обустроить. Повернув ручку, он открыл французское окно и вышел на балкон. С моря дул легкий ветерок. Было слышно, как в бухте плещутся легкие волны. Лампа у него в руках вспыхнула и погасла.

Назад ему пришлось пробираться ощупью через темные безмолвные комнаты, по галерее и вниз по широкой лестнице в холл. Все было окутано густой тенью, а кепки и комбинезоны строителей, висевшие в дверных проемах, были похожи на тела повешенных. Генри пытался представить себе новое крыло в готовом виде, законченным и отделанным - на лестницах ковры, на стенах висят картины, в каминах пылает огонь - и в первый раз в жизни воображение ему изменило, он не мог этого сделать. Он пытался себе представить Кэтрин, вот она сидит в уголке холла и разливает чай, возле нее - дети, рядом на полу собаки, а сам он только что возвратился с охоты вместе со старым своим другом Томом, и Гербертом, и Эдвардом, а Кэтрин, глядя на них, улыбается. Но он не видел ее, не видел никого из них. Перед его глазами был только огромный незаконченный пустой холл.

- Генри, - раздался голос. - Генри...

Из старого дома за ним пришел Том, вглядываясь в темноту.

- Там в гостиной тебя ожидает Армстронг. Он только что спустился вниз и хочет с тобой поговорить.

Генри пошел за ним, щурясь на принесенный свет. Дверь между старым и новым зданиями захлопнулась за ним со стуком. Он слушал, как эхо повторяет этот звук в новом крыле, отделенном этой закрытой дверью.

- Как там дела? - спросил он. - Закончилось, наконец?

Старик Армстронг молча смотрел на него из-под густых кустистых бровей. Он казался усталым и еще больше постаревшим.

- Дочь, - сказал он. - Боюсь, что не очень-то крепкая. За ней потребуется серьезный уход. Кэтрин очень слаба. Ступай теперь к ней.

Генри смотрел то на одного, то на другого - на своего друга и на друга своего отца.

- Хорошо, - сказал он. - Я пойду к ней.

Он быстро взбежал по лестнице. Навстречу ему по коридору шел молодой доктор.

- Долго у нее не оставайтесь, - сказал он. - Она очень устала. Я хочу, чтобы она поспала... Думаю, - добавил он, - мне лучше остаться здесь на ночь, я не поеду домой.

Генри посмотрел ему в глаза.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил он. - Разве не все в порядке?

Доктор Маккей спокойно выдержал его взгляд.

- У вашей жены очень слабое здоровье, мистер Бродрик, - сказал он. Роды были крайне тяжелыми. Если она уснет, все, может быть, обойдется. Однако я ни за что не ручаюсь. Думаю, вы должны это знать.

Генри ничего не ответил. Он продолжал смотреть доктору в глаза.

- Армстронг сказал вам насчет девочки? - спросил тот. - Боюсь, что у нее не все нормально - одна ножка не совсем прямая и несколько недоразвита, но в остальном все хорошо. Есть все основания полагать, что она вырастет такой же здоровой, как и остальные дети. А теперь вы, наверное, пойдете к миссис Бродрик?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее