Голодная Гора

И она поудобнее устроилась на ручке его кресла, доверчиво глядя на него, в то время как на бледном взволнованном личике Хэла играла улыбка радостного предвкушения. Генри взял книгу и прочистил горло; он почти не видел шрифта, чувствовал себя неспособным, беспомощным, настоящим обманщиком перед своими детьми. Рассказ был тот же самый, который, как он помнил, Кэтрин часто читала в Клонмиэре, и по мере того, как он читал, не понимая ни слов, ни смысла, он все время думал, почему сама обычность этого действия, знакомые слова рассказа не разрывают им сердце, как они разрывают его собственное. Прежний образ жизни, старый распорядок, которые были для него невыносимой пыткой, - именно за это они цеплялись в поисках спасения. Ему хотелось выбросить из памяти то, что было; они же хотели все сохранить.

Он прочитал три или четыре страницы и больше выдержать не мог. Это казалось ему насмешкой над тем, что когда-то было, но больше не существовало. Дети могут эить в мире привычного прошлого, что же, им придется жить в нем одним.

- Боюсь, что я не очень-то умею читать вслух, - сказал он. - У меня разболелось горло. Придется тебе читать вместо меня, Молли.

- Это будет уже совсем не то, - быстро возразил Хэл. - Молли ведь только сестра. Она может нам читать и в классной.

- Может быть, папа лучше с нами поиграет? - предложила Кити. - У нас ведь есть "Счастливое семейство". Я знаю, где лежит игра, на чемодане с игрушками.

Она побежала наверх, чтобы принести карточки. Хэл занялся тем, что притащил стол и поставил его посередине комнаты.

- Жаль, что у нас нет фортепиано, - сказала Молли. - Пока мы жили у дяди Герберта, я училась играть. Как же мне теперь заниматься без инструмента?

- Я тебе куплю, - сказал Генри.

- Когда мы вернемся домой, Молли сможет играть на мамином, - сказал Хэл. - У него такой нежный звук. А там, у дяди Герберта, фортепиано звучит очень резко. А сколько мы еще пробудем в этом доме? До летних каникул?

Генри встал со своего кресла и в волнении подошел к камину.

- Это неопределенно, - сказал он. - Привыкните думать, что теперь ваш дом здесь. Вы уже не маленькие. Ты, Хэл, со следующего семестра будешь находиться в школе. Насчет каникул я еще не знаю. Может быть, мы все поедем на лето в Сонби к тете Элизе.

Дети, широко раскрыв глаза, смотрели на отца. Они были просто ошеломлены. Кити, которая уже вернулась с карточками, стояла на одной ноге, покусывая кончик своей косички.

- Разве мы больше не поедем домой, в Клонмиэр? - спросила она.

Генри не мог посмотреть ей в глаза. Он не знал, как ответить.

- Конечно, поедем... когда-нибудь, - сказал он. - Но сейчас его сдали внаем; я думал, вам сказали об этом, когда вы были в Летароге. Там теперь живет одна семья, их фамилия Боул, это друзья тети Фанни и дяди Билла.

Дети продолжали на него смотреть, ничего не понимая.

- Другие люди? - спросил Хэл. - Живут в нашем доме? Пользуются нашими вещами? Неужели они будут трогать мамино фортепиано?

- Конечно, нет, - заверил его Генри. - Я уверен, что не будут.

- А сколько времени они будут там жить? - спросила Молли.

У них у всех был растерянный и огорченный вид. Генри и не подозревал, что дети так привязаны к дому. Ему казалось, что все дети любят перемены, стремятся к разнообразию. Он начал раздражаться. Они смотрят на него так, словно он в чем-то виноват.

- Я не знаю, - ответил он. - Это зависит от их планов.

У него не хватило духу сказать им, что Клонмиэр сдан Боулам на семь лет.

- В Лондоне там много интересного. - Генри улыбался, но говорил слишком быстро. - Вы, девочки, сможете посещать танцевальные классы и брать уроки музыки. И познакомитесь с другими детьми. Тебе, Хэл, надо привыкать к обществу мальчиков, ведь ты скоро поедешь в Итон. Ваши дядюшки согласны со мной, что Лондон - наилучшее место для того, чтобы дать детям образование. У всех у вас будет много разных занятий, и я вам обещаю, что вы будете иметь все необходимое, все, что только пожелаете.

У него было такое чувство, что он в чем-то оправдывается, а они - его судьи. Почему, собственно, он должен так думать? Ведь они еще дети, Молли нет еще и тринадцати лет.

- Я хочу для вас только самого лучшего. Мне кажется - да я просто уверен, - что мама хотела бы того же самого.

Дети ничего не говорили. Кити медленно тасовала карточки "Счастливого семейства". Хэл чертил на столе воображаемые линии. Молли протянула руку, взяла карточки у Кити и подала их отцу.

- Будете сдавать, папа? - спросила она.

Они пододвинули стулья к столу, и Генри стал раздавать карточки, однако он чувствовал, что они смущены и внутернне напряжены. Радости не было, она ушла, и все они были словно чужие незнакомые люди, которые вежливо разговаривают друг с другом во имя простой учтивости.

Я причинил им боль, думал Генри, и каким-то образом разрушил их веру. Никто не может мне подсказать, как нужно с ними разговаривать и что нужно сделать.

Он тасовал карточки и чувствовал, что дети не сводят с него глаз.

Они забудут об этом, говорил он себе. Дети привыкают ко всему. Это благо, которое дарует нам детство.