Голодная Гора

- Нет, не к диде, а к другому дедушке, которого ты еще не видел. Мы поедем к нему в Клонмиэр.

Это было понятно. Клонмиэр это там, где балконы и большие окна, они часто ходили туда гулять, и, спустившись со стула, он позволил надеть на себя эту шляпу и даже пропустить под подбородком резинку, чтобы она крепче держалась на голове.

Они спустились вниз - мама держала его за руку - в переднюю, а потом вышли на улицу, где их поджидал Пэтси с коляской и пони. Джон-Генри заглянул в коляску, чтобы посмотреть, положили ли туда корзинку с едой для пикника, однако никаких признаков еды не обнаружил.

- Разве мы не на пикник? - спросил он, посмотрев на маму, но она покачала головой.

- Нет, сынок, сегодня пикника не будет.

Он примирился с тем, что ему сказали, но все-таки было странно, зачем тогда коляска и Пэтси, если не берут с собой еду и не выходит дидя с одеялами, тростями и зонтиками. Возможно, коляска как-то связана с бархатным костюмчиком и черной касторовой шляпой.

Проходя мимо кабинета, Джинни заглянула в дверь и увидела, что пастор сидит за письменным столом.

- Мы поехали, - сказала она спокойным твердым голосом.

Том Калаген обернулся. Лицо его было мрачно, однако его глубоко посаженные глаза смотрели на дочь и внука ласково и нежно.

- Помни, что я тебе говорил, - сказал он. - Не жди от него ничего. Это суровый холодный человек, Джинни, совсем не похожий на дядю Генри, которого ты помнишь по своему детству, который улыбался, смеялся и веселился, совсем как наш дорогой Хэл. Годы не пощадили его.

- Мне ничего от него не надо, - сказала Джинни. - Я только считаю, что он должен увидеть Джона-Генри.

- Да, - согласился пастор. - Да, я понимаю.

Потом она вышла из комнаты вместе с сыном, они сели в коляску и поехали по деревенской улице, которая вела в гору, мимо оукмаунтских коттеджей, и, наконец, оказались перед длинной стеной и домом привратника.

У въезда стояла молодая миссис Сюлливан, и когда коляска проезжала в ворота, она сделала Джинни книксен, в ответ на который та церемонно поклонилась. Джон-Генри сидел рядом с мамой, напряженно выпрямившись. Обычно люди не делали ей реверансов. Тоже, наверное, в честь бархатного костюмчика.

Он посмотрел на мамины руки. На ней были перчатки, а ведь она надевала перчатки только зимой и в воскресенье, когда шля с дидей в церковь. Коляска катилась по аллее среди деревьев парка, и вот слева показалась бухта, а над ней, на высоком поросшем травой берегу высился замок. Из одной трубы поднимался дым, и окна в старой части замка были широко распахнуты. Перед подъездом стоял экипаж. На сиденьче возле кучера был сложен багаж. Парадная дверь, ведущая в громадный холл, была открыта, чего Джинни раньше никогда не видела.

Она секунду поколебалась, однако долголетняя привычка взяла свое, и она, понизив голос, велела Пэтси подъехать к боковому входу в старой части дома. Теперь она стала волноваться: одернула кружевной воротничок на сыне, поправила ему шляпу. Ее волнение каким-то образом передалось мальчику, он оробел и почувствовал неловкость - ему захотелось остаться в коляске вместе с Пэтси.

- Нет, - твердо сказала мама. - Ты должен пойти со мной. И, пожалуйста, когда увидишь дедушку, поздоровайся с ним вежливо, подай ему руку.

Боковая дверь была открыта, однако Джинни позвонила. Резкий звонок прокатился по коридору, отозвавшись эхом в глубине дома.

К двери вышел слуга. Джинни решила, что это камердинер, который приехал из Лондона вместе со своим господином.

- Миссис Бродрик? - спросил он, и Джон-Генри снова увидел, как мать поклонилась.

Этот поклон ему очень понравился, в нем было столько важности. Мальчик тоже решил поклониться и несколько раз нагнул голову, но Джинни нахмурилась, и он понял, что это позволяется только взрослым.

Слуга открыл одну из дверей, выходящих в коридор, и проводил их в большую комнату, которая оказалась столовой. Однако скатерти на столе не было, только на его середине лежала длинная дорожка из зеленого сукна.

Вот здесь мы обедали в то Рождество, подумала Джинни, когда мне было шестнадцать лет, а Хэлу двадцать... Слуга разжег в камине огонь, потому что погода была прохладная, несмотря на август месяц. Перед камином стояли два кресла. Джинни не знала, следует ли ей сесть или лучше остаться стоять. Она ожидала, что отец Хэла будет находиться в столовой, ожидая их прихода.

Дверь в конце комнаты была открыта. Джинни помнила, что она выходит в коридор, ведущий в новое крыло, и подумала, не пошел ли он туда, в другую часть дома. Она продолжала стоять, держа Джона-Генри за руку, а мальчик с интересом озирался по сторонам. Он показал пальчиком на портрет, висящий на стене. На нем была изображена молодая девушка с ласковыми карими глазами и темными локонами. На шее у нее было жемчужное ожерелье.

- Да, - прошептала Джинни, - она очень красива.