Читаем Голодная Гора полностью

Ей показалось, что он бросил на нее странный взгляд, в котором сквозило сожаление, и она крепко сжала руку сына, словно эта маленькая ручка давала ей силы и утешение.

- Это уже третье поколение моей семьи, - сказал Генри, - где детей воспитывает один из родителей. Вы потеряли Хэла, я потерял Кэтрин, а моя мать потеряла своего мужа, когда он был всего на несколько лет старше, чем Хэл. Вы увидите, как это трудно для того, кто остался.

- Я с вами согласна, - сказала Джинни. - Это будет нелегко. Но я люблю Джона-Генри, и я не боюсь.

Он отвернулся от нее, устремив взгляд на портрет Кэтрин. Потом, очень медленно, сунул руку в жилетный карман и достал оттуда маленький круглый кожаный футляр. С минуту подержал его в руке, а потом, щелкнув замком, открыл крышку. Из футляра он достал миниатюрную копию портрета, висящего на стене. Сходство было передано очень удачно, хотя краски местами смазались, а волосы были светлее, чем на оригинале.

- Я никогда никому его не показывал, - сказал Генри, - и впредь никому не покажу. Эту копию сделал для меня Хэл, когда был мальчиком... Он подарил мне ее в тот вечер, когда я привез в Лондон Аделину, и мне кажется, что я его так и не поблагодарил. Понимаете, мы оба немного стеснялись друг друга, боялись показать свои чувства.

Джинни подержала миниатюру в руках, а потом отдала ее назад Генри. Он аккуратно положил ее обратно в футляр, а футляр спрятал в карман.

- Я ношу его при себе вот уже двадцать один год, - сказал он, - но Аделина никогда у меня ее не видела.

Тень улыбки скользнула у него на губах, и Джинни на мгновение увидела веселого смеющегося Генри, такого, каким он был раньше, когда стоял в студенческие времена рядом с ее отцом, позируя фотографу.

- Вы никому об этом не скажете? - спросил он.

Джинни покачала головой.

Он снова повернулся, выглянул в окно на травянистый склон, спускающийся к заливу. Луч солнца упал на узкий коврик у него под ногами, и мириады пылинок закружились, сверкая в хороводе.

- Вам повезло с родителями, - сказал Генри. - Гариет и Том позаботятся о вас и Джоне-Генри, и вы не будете одиноки. Разумеется, то содержание, которое получал Хэл, автоматически переходит к вам, вы это понимаете. А когдя я умру, как я уже сказал, все перейдет к мальчику. - Он с сомнением посмотрел на маленькую серьезную фигурку в зеленом бархатном костюмчике. Опустевший дом, тяжелый груз сомнений и мечтаний - это не очень-то завидное наследство, - сказал он.

Джон-Генри прислонился к коленям матери и потянул ее за руку, давая понять, что ему хочется домой. Мальчику не очень нравился этот чужой дядя, который смотрел на него с жалостью, и ему хотелось поскорее вернуться к диде, где все было знакомо и понятно.

- Кажется, я ему же надоел, - сказал Генри с улыбкой. - Ладно, молодой человек, я больше вас не задерживаю. Мне и самому пора ехать.

Вместе с ними он вышел в холл. Багаж уже убрали внутрь кареты, возле открытой дверцы стоял камрединер, держа в руке свою шляпу.

- Никогда не следует возвращаться назад в прошлое, - сказал Генри. Смотрите вперед и только вперед, если это возможно.

Он окинул взглядом дом, закрытые ставнями окна нового крыла, железный балкончик над входной дверью. Затем пожал руку Джинни и слегка потрепал по головке Джона-Генри. Сел в карету, камердинер захлопнул дверцу и взгромоздился на козлы рядом с кучером.

- Скажите за меня "до свидания" Тому и вашей матушке, - сказал Генри. Я с ними больше не увижусь. Спросите Тома, помнит ли он фразу, которую сказал мне лет тридцать тому назад: "Лучше быть добрым, как Эйры, чем умным, как Бродрики"? Беда в том, что доброта умирает и лежит, схороненная в земле. А ум переходит по наследству к следующим поколениям и вырождается.

Он посмотрел в последний раз на каменные стены замка, затем взгляд его скользнул вниз по травянистому склону, на бухту, на остров Дун и на серую массу Голодной Горы. Потом еще раз улыбнулся Джинни.

- Вы ведь не знали мою мать, верно? - сказал он. - Она умерла много лет назад в Ницце. Последними словами, которые она мне сказала, были: "Не надо быть таким серьезным, мой мальчик, и не надо слишком много думать, это никому еще не приносило пользы". Я не знаю, права она была или нет, но только стоит мне задуматься, как я ощущаю мучительную боль. Вы можете рассказать об этом своему сыну, когда он получит свое наследство.

Генри отдал приказание кучеру, приподнял, прощаясь, шляпу, экипаж покатил по аллее. Вскоре он скрылся за деревьями. Когда он въезжал в лес, со своих гнезд, спрятанных в густых ветвях деревьев, тяжело взмыли в небо цапли и с криками полетели над водой в сторону острова Дун.

ЭПИЛОГ

НАСЛЕДСТВО 1920

Когда Джон-Генри свернул на Куин-стрит, из дверей одного из домов вышел часовой.

- Не советую вам идти туда, - сказал он. - Там, в конце улицы, стреляют, и вы свободно можете получить пулю от одного из наших ребят.

Не успел он договорить, как прогрохотала пулеметная очередь, и раздался визг тормозов. Часовой ухмыльнулся.

- У кого-то там неприятности, - сказал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее