Читаем Голодная кровь. Рассказы и повесть полностью

Ого! Кажется, опять не правитель – правительница. Давай повелительница мужских жезлов, давай! Ласк даже дереву хочется. Ходить и плясать на одной ноге хочется от предчувствия восторгов! А что? Плясал ведь когда-то шут Педрилло в имперском Питере на одной ноге, наяривая при этом на скрипочке…

Хозяин за палкой не возвращался. Предстояла ночь: может, грозящая жезлу огнём и гнилой водой, может, последняя. Но, возможно, и вполне себе тихая, спокойная.

Паутинщик Як

От поисков Оленьки и пропажи шутовского жезла, жизнь завертелась кубарем. Вдруг припомнилось: Оленька дружит по переписке с блогером Яком. Она когда-то так его и назвала: Як. Терёха – в Инет. Стал уточнять. Выяснилось – Якуб. Тут, ненароком увидав себя со стороны, вздрогнул: шут за компом – это, похоже, что-то новое.

Словно бы подчёркивая грубый клоунизм всего происходящего, неожиданно выяснилось: Якуб в переводе просто пятка. Или – держащий за пятку.

«Ну, паразит! Ну, Пятка! Сейчас ты у меня пополам треснешь!»

Но тут же после угроз, Пудов Терентий, словно бы расстегнув молнию на шутовской, крепко приросшей к нему шкуре, мигом шкуру эту сбросил, стал беззащитно-кровоточащим человеком, и кинулся к Якубу-Пятке, благо жил тот, как оказалось, в доме напротив.

На звонки – ноль внимания. Толкнул дверь. Та нехотя поддалась.

Блогер ёрзал перед компом на стуле. Казалось, на заду танцует. По такому случаю, Терёха, хотел было выдать смешинку. Но сам себя осёк.

На толчки и крики блогер не реагировал. Пришлось придавить за горло:

– Где Оленька, дубина?

– Отстань, дед. Не видишь? В чат-гейме я.

– Тебя по паспорту как зовут?

– Мммм… не помню.

Пришлось сдавить горло сильней.

– Теперь вспомнил?

– Ну, Пятка.

– Это я уже знаю. По паспорту как?

– Ну, Пятка Иваныч. А чё?

– Да ничё. Ты даже не Пятка. Ты трещина на пятке! Причём трещина паутиной затянутая. Сейчас огребёшь у меня по полной, блох-хер собачий!

– Блохера – на блошиных рынках. Там ищи их, дед. Но вообще-то папа с мамой, типа, Якубом звали.

– Оленька где? Говори, Трещина, а то компец вырублю.

– Отстань, дед!

– Я отстану, я сейчас так отстану…

– Ладно-ладно. У Толстуна она. А ты, дед, – отстой! Ну, просто – флуд и лол! И вообще: отойди от стола, укушу.

Тут, однако, мысль Пяточная, увернула в сторону.

«Откуда дед этот взялся? Трещиной обозвал… Но вообще-то из Трещины здоровский ник может вылупиться. «У микрофона – Трещина». И под текстом подпись: «Трещина Кривая…» А дед весёлый. Но до тошноты реальный. Она, жизнь реальная, только мешает. К хренам собачьим её! Всё, всё в компенчике! И знания, и женитьба, и секс. А чё? Так и раньше было. Старичьё нас мутузит, а сами со времён мутно-Серебряного века в тыщу раз глупей себя ведут. Эпиграммка, на идола столетней давности, на Блок-сисадмина кучерявого, есть? Есть. Такой же безбабник был, как и мы. Правда, рюмзал многовато. Этим и отличался… А эпиграммка – крутняк:

Ах!.. Во браке томиться плачевно!О безбрачье рыдает мой стих.Я без брака женюсь ежедневноНа картонных невестах моих!Вместо храма у нас балаганчик, (читай – компец)Мейерхольд заменяет попа… (читай – Серебреников)Здесь тебя, о, поэт-одуванчик,Увенчает больная толпа!Увенчает тебя и оценит…Ты заблещешь нездешней красой!Ах!.. Косой Мейерхольд меня женитНа картонной невесте с косой!

Конец мог быть и повеселей. Ладно, свой конец припаяем, в сети развесим, получится – зашибись! Тут не какая-то затируха житейская: родился, учился, женился… А, кстати, новый челопуп не от Адама и Евы произойдёт! От Асера и Макинтошихи! Короче: сентябрь горит, убийца плачет, «писюк» визжит, «ишак» ишачит!»

– …слышь? Тебя спрашивают? – Тряс Пудов блогера и готов был снова вцепиться ему в горло, – вылезай из своих чатов! Где Толстуна искать?

– В сети, конечно.

– Ты, Трещина, меня достал! Где живёт Толстун?

– Раз в сети есть – значит, где-то живёт. Ты, дед, в кишках у «ишака» поройся.

– В каких кишках? В каком «ишаке»?

– Ну, в Интернете поползай. Найдёшь.

– Ну, всё. Ты меня задолбал. Получи!

– Ладно-ладно. Короче: они с твоей Ойкой в цирковой общаге. Тёрки трут. Флуд гонят. Или типа того.

– Какая Ойка? Какой флуд, недоумок?

– Тёрки, наверное, про любофф. А флуд – это пустогон. Ну, пустословие, по-вашему. Ойка – кликуха сетевая. Верняк – вдвоём в сети залогинились. А раз так застрянут дня на три…

– Молчи, паутина липучая.

– Я не паутина, я паук-к-к-к-к-к-к!

– Молчи флудёныш! А то выставлю за окно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза