Голодная (ЛП)

— Не совсем, — говорит он. — Акт о Стабильности Популяции изначально подразумевает, что каждый человек вне зависимости от обстоятельств рождения может получить прививки и питание от правительства. Но затем, когда Единый Мир монополизировал рынок синтетического питания и стал единственным поставщиком правительства, они протолкнули через правительство резолюцию под названием Универсальный Акт по Защите Питания, который делает две вещи. Во-первых, там предусмотрено, что право на бесплатное питание имеет только первый ребёнок в семье, рождённый легально.

— Правильно, — подхватываю я. — Это помогает держать под контролем рождаемость. То есть, если родители хотят второго ребёнка, они должны доказать, что могут позволить себе прокормить его. Имеет смысл, разве не так?

Бэзил бледнеет: — А что насчет второго ребёнка, который был рождён нелегально? Что случится с ним, если родители не смогут платить?

У меня вырывается смешок. Я никогда не слышала о чём-нибудь подобном: — Кто пойдёт на такой шаг, если не может его себе позволить?

— А что, если это случайно получилось?

— Но ведь прививки и синтамил заботятся и об этом, так ведь? Они подавляют не только желание есть, — я слегка краснею, когда говорю об этом.

Бэзил на какое-то время замолкает, потом говорит, — А что если они не всегда работают одинаково для всех?

— Но тогда это будет значить, что... — я пытаюсь сообразить, что может случиться с детьми, рождёнными в семьях, которые не могут поддержать их, а Бэзил продолжает говорить.

— Вторая вещь, которую делает УАЗП, — говорит он, — он заставляет каждого подписать контракт на получение бесплатного питания от правительства.

— Я никогда не подписывала ничего подобного, — прерываю я его.

— Пока тебе не исполнится 18, твои родители делают это от твоего имени.

— И о чём же идёт речь в этом контракте?

— Что ты не будешь заниматься никакими сельскохозяйственными работами, пока ты получаешь бесплатное питание. Так как Единый Мир это единственная корпорация, производящая продовольствие, если ты нарушишь контракт, то считай, что тебе не повезло.

— Так они что, боятся, что все мы станем фермерами? С чем? — Я машу рукой в сторону окна. — С истощённой почвой и воображаемыми семенами?

— Их интерпретация сельскохозяйственных работ очень широка, — говорит Бэзил с презрительной усмешкой. — В УАЗП сказано, что "После принятия положенных вам синтетических пищевых напитков, вы соглашаетесь с тем, что выращивание, сбор урожая, продажа, воспроизведение и/или потребление продуктов от других источников строго запрещёно под угрозой наказания и будет рассматриваться как нарушение контракта"

— Но это не имеет ничего общего с защитой универсального потребления! — возмутилась я.

— Именно поэтому мы называем их законами, запрещающими еду. И теперь ты понимаешь, почему все люди на встрече Аналогов не сопротивлялись агентам безопасности. Лучше уж делать то, что они прикажут, и попасть в список наблюдения, чем сбежать и быть пойманным позднее, потому что в этом случае ты можешь потерять свой источник синтамила.

— Но это же нелепо, — сказала я. — Если исключить таких людей, то они будут голодать.

— Сначала тебе нужно будет получить возможность оплатить ущерб Единому Миру в связи с нарушением контракта. Что, скорее всего, будет означать выплату рыночной стоимости каждой выпитой тобой бутылочки синтамила. Большинство людей на той встрече были всего лишь работниками из Внешнего Круга. У них нет таких денег.

— И что случится потом?

— То же, что происходит, если кто-то не в состоянии оплатить ущерб, если он совершил преступление. Их посадят в тюрьму, и они будут отрабатывать свой долг. Кроме этого долга есть ещё угроза того, что их не будут кормить.

— Но... это же несправедливо! — воскликнула я, думая при этом, что это слово недостаточно выражает мои чувства.

— У тебя появляется выбор: боясь, принять существующий порядок или попытаться что-нибудь изменить.

— В смысле, как мятеж? Как на Шпицбергене?

Бэзил вздрогнул: — Откуда ты знаешь о мятеже на Шпицбергене?

— От моего папы и Динозавров, — ответила я.

— Динозавры? — он выглядит удивлённым.

— Это подпольная хакерская группа, которая сформировалась после того, как единый мир подавил протесты. Я думала, что между Аналогами и Динозаврами может быть связь. Я видела татуировку Шпицбергена на шее Аны.

— Никогда не слышал о Динозаврах, — произнес Бэзил. — Чем они занимаются?

— Ничем особенным, — призналась я. — Это просто кучка людей, которые возмущены той властью, которая есть у Единого Мира, и они вставляют ему палки в колёса. Взламывают игры и меняют коды, когда могут найти лазейки и слабые места. Они хотят, чтобы Единый Мир постоянно оглядывался и опасался их.

Бэзил закатывает глаза, явно не впечатлённый: — Аналоги хотят настоящих перемен. Мы верим, что люди должны быть свободны в поисках источников питания, не боясь быть наказанными. Мы хотим единых прав с многочисленными поставщиками.

— Но, Бэзил, — говорю я, и в этот раз первой прикасаюсь к нему. — Нет никакой другой еды.

— Ты действительно веришь в это? — спрашивает он.

— А ты разве нет?