Голодное пламя

Снова молчание. Жанетт подумала, что сын обижен на нее из-за того, что она так запоздала. Жанетт посмотрела на часы. Она должна была вернуться в половине девятого, а сейчас уже начало одиннадцатого. Жанетт встала в дверях, заглянула в комнату:

– Прости, что я поздно пришла. На дороге такая пробка…

Господи, подумала она. Не могла придумать что получше?

Жанетт села на кровать, посидела, потом поняла, что Юхан спит. Выключила свет, тихо закрыла дверь и вернулась в гостиную. Снова увидев накрытый сыном стол, она чуть не расплакалась.

Жанетт принялась за ужин. Конечно, все уже остыло, но на вкус было не так плохо, как на вид. Она отпила вина, соскребла с салата кетчуп, пожевала рожки и пережаренные рыбные палочки и быстро поняла, что проголодалась.

Милый мой Юхан, подумала она.

Поев, Жанетт убрала со стола. Привела кухню в порядок и вернулась в гостиную, на диван. Ей вдруг пришла в голову мысль позвонить Оке, но у него было занято. Когда Жанетт попыталась добраться до него через Александру, ответил автоответчик, а у Жанетт не было никакого желания посвящать Ковальску в проблемы Юхана. Она оставила короткое сообщение, попросив Александру передать Оке, чтобы тот позвонил домой, как только сможет.

Жанетт надеялась, что какая-нибудь ерунда по телевизору поможет ей расслабиться, но скоро поняла, что работают только кабельные каналы.

После того как она забраковала два вгоняющих в депрессию документальных фильма по SVT и тупую развлекательную программу по четвертому каналу, она сообразила, что не оплатила счет поставщику телеуслуг.

Жанетт вздохнула, вспомнив, как часто они с Оке проводили вечера перед телевизором, ели чипсы и смеялись над каким-нибудь дурацким фильмом, но она понимала теперь, что едва ли станет жалеть о том периоде жизни. Он был бессмысленным ожиданием чего-то лучшего, бедным на эмоции существованием, неумолимо проглатывавшим вечер за вечером, которые слагались в месяцы и годы.

Все-таки жизнь слишком дорога, чтобы тратить ее впустую, ожидая, когда же что-нибудь случится. Когда же произойдет что-нибудь, что подхватит тебя и понесет дальше.

Она даже не могла вспомнить, на что надеялась тогда или о чем мечтала.

Оке, наоборот, воображал, как его грядущий успех позволит им воплотить их общие мечты в жизнь. Говорил, что она сможет уволиться из полиции, если захочет, и злился, когда она возражала, говоря, что это ее жизнь и что никакие деньги в мире этого не изменят. Ее представления о том, что мечты должны всегда оставаться мечтами, Оке отрицал как псевдоинтеллектуальную чепуху, вычитанную из еженедельных журналов.

После той ссоры они не разговаривали несколько дней, которые, может быть, не были решающими, но все же стали началом конца.

Вита Берген

София проснулась на полу гостиной. За окном было темно, на часах – начало восьмого, но София понятия не имела – утра или вечера.

Поднявшись и выйдя в прихожую, она обнаружила, что написала что-то на зеркале перьевой ручкой. Детским почерком на зеркале значилось «Una kam o!», и София сразу узнала разбегающиеся в разные стороны, похожие на вороньи следы каракули Солес. Эта маленькая африканская горничная так и не научилась писать как следует.

Una kam o, подумала София. Это шифр, и она поняла слова.

Солес просит о помощи.

Стирая тушь рукавом свитера, она увидела, что в нижней части зеркала написано что-то еще – той же перьевой ручкой, но мелким, почти болезненно аккуратным почерком.

Сильверберг, аллея Дунцфельт, Хеллеруп, Копенгаген.

София прошла на кухню и увидела на столе пять грязных тарелок и столько же стаканов.

Под мойкой стояли два полных мусорных мешка. София порылась в мусоре, чтобы сообразить, что было съедено. Три пакета чипсов, пять шоколадных пирожных, две упаковки говяжьих котлет, три больших бутылки газировки, жареный цыпленок и четыре упаковки мороженого.

София ощутила во рту привкус объедков и не решилась заглянуть во второй мусорный мешок – она знала, что в нем.

Диафрагму скрутило, но дурнота мало-помалу отпустила. София решила прибраться и вытеснить случившееся из подсознания.

Она взяла полупустую бутылку вина и подошла к холодильнику. Остановилась, увидев на двери записки, газетные вырезки, рекламу и свои собственные пометки. Их были сотни, слой на слое, прижатых магнитами или липкой лентой.

Большая статья о Наташе Кампуш, девушке, которую восемь лет держали в подвале недалеко от Вены.

Подробный чертеж тайной комнаты, которую устроил для нее Вольфганг Приклопил.

Справа – список покупок, ее собственным почерком: «Пенополистирол, клей для пола, серебристый скотч, брезент, резиновое колесо, дверной крюк, электрический провод, гвозди, шурупы».

Слева – изображение электрошока «Тазер».

Электропистолет.

На некоторых записках стояла подпись – Unsocial mate.

Неприятный приятель.

София медленно опустилась на пол.

Квартал Крунуберг