Голодное пламя

София сделала попытку встать, но скривилась от боли.

– Я вам помогу. – Жанетт усадила старуху в кресло и спросила, куда ее отвезти.

– Письмо у меня в кабинете, дверь направо, когда мы будем в кухне. Можете подвезти меня к шкафу с документами, но я должна просить вас выйти из кабинета, пока я его открываю. Там кодовый замок, а то, что в шкафу, конфиденциально.

В комнате, где они находились, были, конечно, и шкафы, и полки, но это все. Только туалет.

Жанетт поняла, что София уплыла в прошлое, в свой бывший дом.

– Не обязательно показывать мне письмо, – сказала она. – Вы помните, о чем она писала?

– Ну не дословно, конечно. Но в основном там было о ее дочери.

– О ее дочери? – Жанетт стало любопытно.

– Да. Она была беременна, а потом отдала ребенка в приемную семью. Она очень неохотно говорила об этом, но я знаю, что она уезжала искать ребенка в начале лета 1988 года. Она тогда жила у меня. Почти два месяца.

– Жила у вас?

Старуха вдруг посерьезнела. Кожа словно натянулась на лице, и бесчисленные морщины разгладились.

– Да. У нее наблюдалась склонность к самоубийству, и присмотреть за ней было моим долгом. Я бы никогда не отпустила Викторию в дорогу, если бы не понимала: Виктории абсолютно необходимо снова увидеть ребенка.

– Куда она ездила?

София покачала головой:

– Она отказалась мне говорить. Но когда она вернулась, она стала сильнее.

– Сильнее?

– Да. Словно оставила за спиной какую-то тяжесть. Но то, что с ней сделали в Копенгагене, было ошибкой. Ни с кем нельзя делать такое.

Прошлое

Только был хорошим.

«Вы для меня умерли!» – пишет Виктория в самом низу открытки, которую посылает с Центрального вокзала Стокгольма. На открытке – королевская чета: король Карл XIV Густав сидит на позолоченном стуле, а королева, улыбаясь, стоит рядом с ним, показывая, как она гордится своим супругом и как смиренно доверяет своему спутнику жизни.

Точно как мама, думает она и спускается в метро.

Королева Сильвия улыбается, как джокер, – рот красным надрезом растянут от уха до уха. Виктория вспоминает: кто-то рассказывал, что его величество в личной жизни – сущая свинья, что он, когда не величает дорогих жителей Арбуга дорогими жителями Эребру[26], имеет обыкновение бросаться в королеву спичками, чтобы унизить ее.

Летний вечер, к тому же пятница. Виктория размышляет: как вышло, что праздник, первоначально связанный с праздничным шестом, воздвигаемым в день летнего солнцестояния, теперь отмечается в третью пятницу июня, независимо от того, где находится солнце?

Вы рабы, думает она, высокомерно рассматривая пьяных, которые с тяжелыми пакетами, полными еды, входят в прохладный вагон метро. Послушные лакеи. Лунатики. Самой Виктории праздновать нечего. Ей лишь хочется вернуться в дом Софии в Тюресё.

Хорошо, что она съездила в Копенгаген. Теперь она знает, что ей абсолютно все равно.

Ребенок с тем же успехом мог бы умереть.

Но младенец не умер, когда Виктория уронила его на пол.

Она не очень помнит, что было потом, как приезжала «скорая». Но ребенок не умер, это она знает точно.

Яйцо треснуло, но не пропало, и в полицию никто не заявлял.

Ей дали сбежать.

И она-то знает почему.

Проезжая после Гамла Стана по мосту над Риддарфьерденом, она видит лодочки Юргордена, вдали – американские горки «Грёна Лунд», и думает, что три года не была ни в каком парке развлечений. Не была с того дня, как пропал Мартин. Она не знает, что с ним случилось на самом деле, но думает, что он упал в воду.

Проходя в калитку, она видит Софию в шезлонге перед красным домиком с белыми углами. София сидит в тени раскидистой вишни, и когда Виктория подходит ближе, она видит, что пожилая дама спит. Ее светлые, почти белые волосы шалью рассыпались по плечам; она накрашена. Губы красные, на веках – голубые тени.

Прохладно. Виктория берет плед, которым София укрыла ноги, и укутывает ее.

Она входит в дом и после недолгих поисков находит сумочку Софии. Во внешнем кармане – кошелек из потертой коричневой кожи. В нем Виктория видит три сотенных купюры и решает оставить одну. Две другие она складывает пополам и засовывает в задний карман собственных джинсов.

Виктория кладет бумажник назад и идет в кабинет Софии. Блокнот с записями она находит в одном из ящиков рабочего стола.

Виктория садится за стол, открывает блокнот и начинает читать.

София записала все, что сказала Виктория, иногда даже дословно, и Виктория поражается тому, что София еще и успевала отметить, как Виктория двигалась или с какой интонацией говорила.

Виктория подозревает, что София владеет приемами стенографии и просто записывает беседу. Она медленно читает и обдумывает все, что было сказано.

Ведь, несмотря ни на что, они встречались больше пятидесяти раз.

Она берет ручку и исправляет имена, чтобы было правильно. Если имя Виктории попадается в описании чего-то, что на самом деле сделала Солес, которая и несет ответственность за сделанное, она исправляет имя. Все должно быть правильно. Она не собирается отвечать за что-то, к чему приложила руку Солес.