Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ)

— До обеда осталось десять минут, а потом у вас важное мероприятие. Мы не успеем.

— И зачем ты сказал мне это сейчас? — возмущаюсь я.

— Чтобы ты был уверен в своих силах и ничего не испортил! Запомни, чем выше балл, тем лучше! Покажи спонсорам все, на что способен. Покажи им, что ты уверен в себе и что не боишься. Всем видом покажи, что это они пришли сюда ради тебя, а не ты ради них. Все понял? — я киваю.

— Теперь все зависит от тебя, Пит. Каждый твой шаг либо поможет тебе осуществить задуманное, либо сделает хуже. Что бы ты ни делал, думай только об одном, — он похлопывает меня по плечу. Слишком дружелюбный этот жест для Хеймитча. Или он так впечатлен тем, что наконец-то появился шанс, что победит трибут из двенадцатого?

— Я понял, Хеймитч. Буду стараться, — обещаю я.

— Старайся, — повторяет он.

— А Китнисс? Ей ты тоже сказал, что надо делать?

— Китнисс сама знает, что делать. Если я прикажу ей что-то, она все испортит, — усмехается он, — пускай пока что действует, как считает нужным, — он захлопывает за собой дверь и оставляет за собой легкий запах алкоголя. Мне этот запах не нравится, и я нажимаю на кнопку, которая должна открыть окно. Окно не открывается, но зато раздается мерзкий гудок. Зачем мне гудок в комнате? Странные эти капитолийцы.

Не успеваю я сесть на кровать, как в комнату заносится девушка вся в белом. Я сразу понимаю, что это Эвелин. Она вопросительно смотрит на меня, а я не понимаю, что ей нужно.

— Что случилось? — спрашиваю я. Она усмехается и показывает на кнопку, которая издает противный звук. До меня, наконец, доходит. Это кнопка вызова прислуги.

— Ой, извини. Я хотел окно открыть, но, наверное, перепутал кнопки, — я развожу руками. Эвелин опять смеется и отбирает у меня пульт. Несколько раз клацает на невидимые кнопочки, и окно открывается, — спасибо, — говорю я. Она кивает в ответ.

Потом она показывает на дверь и вопросительно на меня смотрит.

— Да, да, можешь идти, — отвечаю я, она разворачивается и уходит. Я останавливаю ее возле двери. — У меня сегодня важный день. Не хочешь пожелать мне удачи? — она улыбается и одними губами произносит: «Удачи». Жаль, что она не может остаться и поддержать меня. Безгласых наказывают и пытают за всякое нарушение строжайших правил, а за любые серьезные нарушения казнят без суда. Эвелин рискует жизнью, даже просто поднимая взгляд или улыбаясь мне.

Интересно, она станет смотреть Игры, зная, что я не вернусь? Думаю, даже если не захочет, ее заставят. Таковы правила. Все панемовцы должны смотреть Игры, хотят они этого или нет. В дни, когда трибуты сражаются на арене, никакие другие программы не показывают. Интересные моменты смакуют по несколько раз. Нам показывают, как капитолийцы с интересом наблюдают, как умирают наши близкие. Мне всегда противно смотреть на то, как куча разукрашенных идиотов смотрят на казнь с восхищением, но у меня просто нет выбора. И вот совсем скоро я сам окажусь объектом наблюдения тысяч людей. И если кто-то расстроится, когда я умру, то в Капитолии захотят прокрутить этот момент несколько раз и обязательно вставят что-то вроде: «Вот и потух его огонь!», и все засмеются над подобной глупостью.

Мне становится противно от своих мыслей, и я иду на обед в общую столовую, чтобы хоть как-то отвлечься от всего происходящего.

Эффи как обычно суетится — бегает с телефоном и какими-то бумажками, Хеймитч спорит с поваром о чем-то, Цинна и Порция обсуждают новые эскизы рисунков, наши с Китнисс группы подготовки хохочут все вместе над чем-то в журнале, а Китнисс нигде не видно. Неужели она опять опоздает? Или, может, она слышала наш с Хеймитчем разговор и теперь не выйдет до самых индивидуальных показов? Врятли она могла все слышать…

— Пит, ты что-то хотел? — спрашивает Эффи и сует мне бумажку с моим сегодняшним расписанием (она составляет его мне каждый день).

— Нет, просто пришел пораньше, — отвечаю я и пробегаюсь глазами по списку.

— Можешь идти в столовую, Китнисс уже там, — говорит она.

— Китнисс? — я не получаю ответа на этот вопрос, потому что у Эффи звонит телефон, и она сразу же забывает обо мне.

Иду через гостиную, где собрались все стилисты, прохожу мимо Хеймитча и вот уже вижу Китнисс. Она сидит за столом и ест булочки.

— Привет, — говорю я.

— Привет, — с неохотой отвечает Китнисс.

— Надоело сидеть в комнате?

— Захотелось поесть, — да уж, от этого холодного тона могут даже пойти мурашки.

Понимаю, что разговора у нас не получится, и просто набираю себе еды. Потом сажусь за стол и пытаюсь не встречаться взглядом с Китнисс. Она тоже не смотрит на меня, но потом все же говорит:

— Хеймитч говорил тебе что-нибудь? — мои глаза сразу расширяются. Неужели догадалась?

— Эмм… нет, а тебе?

— И мне ничего. И еще ментор называется, хорошо хоть пить перестал, — я сразу успокаиваюсь, потому что ей просто было интересно, делает ли Хеймитч то, что должен делать ментор.

— А ты хочешь что-то узнать у него?

— Не помешало бы.

— Ну сама спроси, — она поднимает на меня взгляд и вздергивает бровь.

— Без него справлюсь, — да уж, типичная Китнисс.