Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ)

Может быть, судьба дает мне шанс? Простой пекарь из захолустного дистрикта, да я нож-то в руках держал до Игр, только чтобы нарезать хлеб, но все-таки я еще жив. Получил 8 баллов, попал к профи, дурачил их, пережил многих, сражался с Марвелом, потом с Катоном, выжил, не истек кровью от жуткого ранения, не умер от голода и жажды, а теперь получил шанс впервые за историю Панема вернуться домой вдвоем, да еще и вместе с любимой. Неужели все это просто череда случайных событий, и нет никакого вселенского предназначения?

Ну да, сдалась бы моя жизнь вселенной, размечтался. Качаю головой, насколько хватает сил, чтобы выбросить эту ерунду из своих мыслей. Мой срок подходит к концу, а все это — предсмертные бредни только и всего.

Стоит прикрыть глаза, и я опять сплю, ну или теряю сознание, теперь разобрать невозможно.

Сегодня мне сняться жуткие кошмары, в которых мои родные и друзья то сгорают в лесу, то погибают в драке, то их раздирают в клочья огромные медведи из прошлых Голодных Игр. Просыпаюсь в холодном поту и понимаю, что теперь мне с каждым днем будет становиться все хуже и хуже. Одновременно очень жарко, и пробивает озноб. Развлекаю себя мыслями о смерти и спорами с собой. Например, готов поспорить, что мне осталось заснуть меньше пяти раз перед тем, как умру. Еще я больше никогда не поем. Никогда больше не встану на ноги. Никогда не увижу лица Китнисс. Никогда не поцелую ее. Никогда не посмеюсь с братьями. Никогда не буду пить крепкий чай из трав с отцом. Никогда больше не услышу похвалы от мамы. Знаю, что нет ничего вечного. Всему всегда приходит конец. И мой настолько близок, что можно дотянуться до него рукой.

Новый день приносит новое разочарование. Теперь я не могу спать. Если раньше хватало только подумать об отключке, как я мгновенно парил в мире снов, то сейчас, даже прилагая большие усилия, ничего не выходит. Поэтому просто лежу и смотрю затуманенными глазами в небо. Оно здесь всегда голубое и чистое. У нас в дистрикте небо серое. Да и сам воздух серый. Все вокруг серое из-за угольной пыли.

Интересно, люди, правда, попадают на небо после смерти? Может, я смогу и дальше продолжать помогать Китнисс, только теперь уже от меня будет хоть немного пользы? Вот попаду на небо и обрушу на голову Катона молнию. Было бы неплохо.

В одно мгновение слышу пение птиц и шелест листьев, а через секунду рядом со мной раздается какое-то шипение. Закрываю глаза и стараюсь не дышать. Если это какой-то зверь, то он обязательно учует мой запах, тогда моя тихая смерть между камней уже окажется пределом мечтаний. А если это человек, то есть шанс спастись.

Продолжаю лежать в полном оцепенении, пока шипение не превращается в нечто знакомое для меня. «Пит! Пит!». Вот что я слышу. Прислушиваюсь еще больше и распознаю голос. Где-то рядом, совсем близко. Такой ласковый и мелодичный, будто птичка поет свою песню, только немного осипший. Я слышал этот голос не так часто раньше, но после того, как Эффи Бряк вытащила мое имя на Жатве, у меня появилась привилегия слышать его каждый день. Мой самый любимый звук на свете.

Китнисс. Она все же пришла за мной. Решила объединиться в команду. Только зря она это сделала. Теперь у меня есть выбор: продолжить лежать здесь, чтобы Китнисс не смогла меня найти и попыталась спастись сама или подать ей знак и попытаться выжить. Как это эгоистично, повесить на нее такую ответственность, такую обузу. Ей не выходить меня, это не под силу никому, последние дни у меня озноб и, как я сам считаю, бред, а это значит лишь одно — инфекция. Прибавим к инфекции потерю крови, истощение, невозможность использовать одну ногу и получим самого худшего напарника из возможных.

Но это же Китнисс… Она хочет найти меня. У меня есть шанс сказать ей о чувствах, побыть еще немного вместе. Помереть в камнях всегда успею.

Не так часто в жизни я ставлю свои интересы на первый план. Когда же еще порадовать себя, как не перед смертью? Возможно, уже завтра я об этом пожалею, но сегодня собираюсь с силами и как можно громче произношу:

— Пришла добить меня, солнышко?

Китнисс начинает выискивать меня вдоль берега.

— Пит? Ты здесь?

— Эй, не наступи на меня, — еле шепчу, но она безошибочно оборачивается на мой голос.

И наконец-то я вижу ее. Слегка потрепанная, сильно похудевшая, удивленная, но такая чудесная. Так счастлив ее увидеть, что даже улыбаюсь.

— Закрой глаза, — все так же удивленно говорит она. Послушно выполняю просьбу, и она ахает, когда мое лицо опять становиться неподвижным.

— Смотрю, ты не зря убил кучу времени на разукрашивание пирогов, — опять открываю глаза и вижу ее улыбку. Можно по пальцам пересчитать разы, когда она улыбалась мне так искренне. Поэтому пытаюсь запомнить ее в мельчайших деталях.

— Да уж, пригодилось перед смертью, — говорю я.

— Ты не умрешь, — быстро отвечает Китнисс и слегка хмурится. От этого между бровей у нее возникает морщинка.

— Кто тебе сказал? — не могу убрать со своего лица улыбку. Наверное, выгляжу сейчас как идиот. Говорю о том, что умру, но счастливо улыбаюсь.