— Не спи, — очень тихо, но настойчиво говорит Китнисс, и я ее слушаюсь.
Через некоторое время она всхлипывает сквозь сон, и по ее щекам начинают стекать слезы.
— Китнисс, — шепчу я, но она не просыпается. — Ну перестань. Не надо плакать.
Она слышит мой голос и успокаивается, а я цепляюсь за это, как последнюю ниточку, отделяющую меня от смерти, и начинаю шепотом рассказывать ей всевозможные истории и глупости, какие только приходят в голову. Она не просыпается, но слышит. Я это точно знаю.
Крики Катона не прекращаются ни на секунду. Они уже сводят меня с ума. Не хочу, чтобы ему мстили переродки, мне вообще все равно, кто он и что делал при жизни, я просто хочу, чтобы все закончилось.
— Почему они просто его не убьют? — спрашивает Китнисс, которая, как оказывается, уже не спит.
— Ты знаешь почему, — отвечаю я и прижимаю ее к себе еще сильнее.
Через пару часов она снова засыпает. Ей снятся плохие сны, потому что она хмурится и дергается. Но я не бужу напарницу, потому что в реальности сейчас куда хуже, чем в мире снов. Эта ночь кажется бесконечной, и я радуюсь восходящему солнцу, будто бы новый день избавит нас от всех мучений.
— Солнце встает, — шепчу я Китнисс, и она открывает глаза.
— Он еще жив? — спрашивает она и прижимает ухо к Рогу. В ответ раздается жалобный стон.
— Кажется, он сейчас не так глубоко внутри. Может, ты сможешь его пристрелить? — сейчас эта фраза не звучит так ужасающе, как звучала бы раньше. Застрелить его — самое лучшее, что мы может для сделать для нас троих.
— Не могу. Последняя стрела в жгуте.
— Вытащи ее, — она кивает в ответ.
Расстегиваю куртку, и Китнисс, дрожащими руками, начинает распутывать узлы. Боли я не чувствую. Вообще ничего не чувствую ниже колена. Поэтому даже не знаю, кровоточит ли рана до сих пор, или у Китнисс получилось меня спасти в очередной раз. Она достает стрелу, берет лук и подходит к самому краю, а я держу ее настолько крепко, насколько могу. Напарница прицеливается и пускает стрелу вниз.
— Попала? — ответом мне служит пушечный выстрел. Перегибаюсь через край и вижу изорванное тело Катона. Быстро отворачиваюсь, но уже поздно. Этот образ останется со мной навсегда.
— Выходит, мы победили, Китнисс, — говорю я без всякой радости в голосе.
— Да здравствуем мы, — отвечает таким же тоном она.
Падаю на пол и смотрю, как над нами зависает планолет и забирает тело Катона. Китнисс плачет и садится около меня. Обнимаю ее за плечи и напоминаю себе, что умирать сейчас нельзя. Осталось потерпеть совсем немного.
Проходит пару минут и Китнисс уже кричит в небо:
— Эй! В чем дело?
Но ничего не происходит.
— Может, надо спуститься? — раздумываю я вслух.
— У тебя получится?
— Постараюсь…
Мы скатываемся с верхушки Рога и падаем на мокрую от росы траву. Китнисс поднимается первая и разминает ноги, а потом помогает встать мне. Так мы ковыляем до самого озера, а там она отпускает меня, и я без сил плюхаюсь около берега.
— Чего им еще нужно?
— Не знаю.
Она смотрит на мою ногу и говорит, что нужно найти еще одну стрелу, чтобы вставить в жгут. Мне все равно, что она будет делать со мной, поэтому просто ложусь на рюкзак, как на подушку и наблюдаю за своей спасительницей. Сколько жизней я должен прожить, чтобы отплатить ей за все свои долги? Наверное, не меньше сотни.
— Нашла, — говорит она через пару минут и размахивает стрелой, которая отскочила от кольчуги Катона.
Опять сажусь и задираю штанину, и тут громогласный голос Клавдия Темплсмита снова раздается над ареной:
«Приветствую финалистов семьдесят четвертых Голодных Игр! Сообщаю вам об отмене недавних изменений в правилах. Детальное изучение регламента показало, что победитель может быть только один. Игры продолжаются! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!»
Не верю своим ушам и просто таращусь на Китнисс, которая тоже застывает со стрелой в руке.
Это шутка? Да, наверное, это просто шутка. Нельзя сообщить о новом правиле, а потом отменить его. Это полнейший идиотизм, который означает, что…
Размышлять мне не нужно, решение принято давно, еще в поезде в Капитолий или даже на Жатве. Именно это решение позволило мне дойти так далеко и провести лучшие дни жизни вместе с любимой. Больше я не боюсь умереть. Все мои земные дела завершены, спасение Китнисс было последним и самым важным.
Боюсь, что они опять напустят переродков, если мы не примем решение быстро. Поднимаюсь на ноги и достаю из-за пояса нож.
— Если подумать, этого следовало ожидать, — спокойно говорю я и иду навстречу к Китнисс. Она поднимает лук и заряжает его стрелой, а я в это время выбрасываю нож в озеро.
После этого она опускает лук и растерянно смотрит на меня. Неужели она решила, что я хочу ее обидеть? Неужели она зарядила лук из самообороны? Меня это обижает, но лишь на секунду, все это уже совершенно неважно. Поднимаю с землю упавшую стрелу.
— Нет, — я отдаю ее обратно ей в руки, — сделай это.
— Я не могу. Я не буду.
Ее глаза наполняются слезами.
— Ты должна. Иначе они опять выпустят переродков или еще что-нибудь придумают. Я не хочу умереть, как Катон.