Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Признаться честно, я не могла и представить, что моя работа приведет к такому результату, – она делает внушительную паузу, съедая зрителей своим взглядом. – Война, объявленная новому правительству, приведет к полному уничтожению всех ослушавшихся дистриктов. Раса людей будет на грани полного вымирания, но выжившие станут честными гражданами своего дистрикта. Среди них не будут процветать алчность и халатность, безволие и слабохарактерность. Отныне каждый приближенный к рядам «Морника» становится врагом народа.

Еще одна пауза. В комнате, кроме звука телевизора, не слышно ни единого шороха. Даже в сотый раз, прокручивая эту запись, все собравшиеся испытывают страх перед лицом Койн. Страх, который холодит души, заставляет сомневаться в правильности собственных действий. Я чувствую, как ногти впиваются в поверхность стола. Перед глазами плывут белесые круги, но я по-прежнему слышу этот голос:

– Задумайтесь о том, что будет с вашими семьями, если вы примкнете к ним. Вымирающие крысы, бегущие с корабля, потянут вас за собой. И первыми, кто окажется по ту сторону баррикад: трибуты. Капитолийцы, предавшие нас, и та, что разожгла новый огонь восстаний.

Чья-то рука сжимает мое плечо. Гейл. Он предостерегающе кивает головой, лишний приступ не самое лучшее, что я могу ему предложить. Я стараюсь практически не дышать. Ролик окончен. Научная группа так и не вычислила местонахождения арены. Бити выглядит уставшим и сконфуженным. Он единственный, кажется, действительно хочет помочь мне. Хотя теперь я и в этом сомневаюсь. Осталось ли в моей голове хоть одна правдивая мысль, которая принадлежит мне одному? Все случившееся кажется мне таким нереальным, вымышленным, выгоревшим в подсознании, что отличить реальность от навязанной переродком идеи, практически невозможно.

Я просто помню ее лицо. Помню ее крик. И все еще знаю, что должен спасти ее.

– Безрезультатно, – чей-то осипший голос.

Пэйлор присаживается рядом с Элмером и его отцом. Обрывки фраз их разговора не приносят никакой полезной информации – прочесывают дистрикты, следят за показателями электроэнергии, ежедневно проверяют камеры видеонаблюдения со старых арен. По лицу генерала можно сказать, что она просто вымотана. Как и все мы. Она уже ни в чем не уверена. Прежняя строгая улыбка сошла с ее лица, кажется, Пэйлор сдает позиции.

– Не пялься так, Мелларк, – грубо отрезает Гейл, присаживаясь рядом. – Ей и так тяжко. Держи, ты со вчерашнего дня ничего не ел.

Он протягивает мне сдобу и чашку чего-то теплого.

– Ты обещал Китнисс спасти меня, а не прикармливать.

– Заткнись и ешь.

И я ем. Наверное, потому, что нет сил спорить. Успокоительное подсыпают мне во все, что только можно. Кажется, я становлюсь морфлингистом.

– Что они говорят? – кивая в сторону научного содружества Бити, спрашиваю я. – Скажи мне всю правду, какой бы горькой она не была.

Гейл не смотрит в мою сторону. Крутит в руках телебраслет, думает о чем-то своем, не собираясь отвечать на мой вопрос. В Центре Наблюдения душно и многолюдно. Не собираясь больше тратить свое время в пустую, я хочу спросить напарника насчет тренировок, но он неожиданно грубо отрезает:

– Они окружили их. Плотным кольцом закрыли всех трибутов, пока мы старались добраться до них. Единиц удалось спасти: ты, Хеймитч, Джоанна, Бити, несколько других менторов. Я слышал ее жуткий хрип, и она до чертиков была напугана. Но знаешь, что самое удивительное? Не за себя, Пит. А за тебя.

Гейл не говорил мне об этом. Впервые в жизни назвал по имени. Он не оскалился, а будто съежился на стуле, закрывая лицо руками. Я знаю, что он был влюблен в Китнисс, знаю, что его девушка о чем-то беседовала с Пэйлор совсем недалеко от нас. И все же, я не переставал чувствовать его боль. Он будто в сотый раз доказывает мне, что во всем случившемся только моя вина. Как будто бы я сам не знал этого.

Мне не о чем больше говорить с Гейлом. Я молча встаю и бреду прочь. Монотонный шум разгоряченных мониторов, сливается со стуком клавиш и тихим жужжанием помощников Бити. В который раз включается речь Койн, в который раз я вижу лицо Китнисс, залитое кровью. Внутри пусто. Наверное, так и должно быть. За последние двадцать четыре часа уровень морфлинга в моем организме поднялся вдвое.

Хейвен. Как можно было допустить, чтобы ребенок вроде нее отправился на арену. У меня сводит челюсть, когда глаза вновь натыкаются на ненавистный монитор. За несколько недель она стала мне родным, жизненно необходимым человеком. Мне хотелось заботиться о ней, как когда-то я заботился о Китнисс. Но это братская любовь, отречение, желание находиться рядом и поддерживать в трудную минуту. Не любовь к Сойке, которая заставляла меня сопротивляться обстоятельствам по сей день.

Но все пошло не так. Китнисс на арене. Хейвен – мертва.