Мы так похожи: мы оба плачем, оба безмерно скучаем по тем, кого потеряли, оба старались быть сильными для тех, кто нас не знает, в то время как сами были абсолютно беззащитны. Финник ласково треплет меня по щеке и в последний раз обнимает меня. Его объятия обволакивают меня. Заставляют вспомнить все наши сражения. Вот мы на играх. Вот он спасает Питу жизнь, теряет Мегз, помогает Хеймитчу в этом страшном плане, оказывается в Тринадцатом Дистрикте. Страдает, мучается, остается безучастным для тех, кто его совершенно не знает, ждет возвращения Энни. Их свадьба: яркая, скромная, со всеми прописными традициями его Четвертого Дистрикта. Их счастье так искренне и так мимолетно.
Начало боевых действий и наступление Дистриктов. Наша мало-мальски ничтожная победа, которая продвигается с каждым новым кварталом, приближая нас к главной цели – Сердцу Панема. Квартальная Бойня – и все обрывается. Я не желаю помнить остального: помнить, как потеряла Финника.
Парень касается губами моей щеки – легкое, практические неуловимое и нежное движение заставляет меня трепетать от ужаса того, что он сейчас исчезнет. Я крепче прижимаюсь к нему, цепляясь за него, как за спасательный круг. Он улыбается, и я снова замечаю соленую дорожку, которая тянется от него век к губам.
– Я люблю тебя, Огненная Китнисс.
– И я тебя…
Он тут же ретируется и включает свою привычную жизнерадостность. Что-то протягивает мне и кладет в ладонь.
– Сахарок будешь?
Он растворяется в воздухе. На поляне остаемся я и Лютик. Кот, словно безумный, мечется по тому месту, где еще недавно стояла Прим. Ему обидно – утенок не попрощалась с ним.
Я разжимаю ладонь: кубик сахара покоится в руке, как напоминание об исчезнувшем Финнике. В воздухе все еще витают их запахи: запах ветвистых деревьев – Рута, запах еловых ветвей – папа, запах цветущих Примул – Прим, свежего бриза – Финник, крови – Богс, уюта - Мегз, пшеницы, угля, сырости, жизни.
Я люблю вас – вы навсегда в моем сердце.
========== Часть II : АЛЬЯНС . Глава 7 : Лета ==========
– Китнисс, – громкий голос звенит в ушах, заставляя поморщиться.
Я стараюсь игнорировать надоедливый зов и окунуться в давно отошедший сон в надежде, что я смогу взглянуть на знакомые лица еще раз.
– Китнисс, – кто-то потряхивает меня за плечи, бьет по щекам.
Не хочу открывать глаза. Это слишком сложно – вновь оказываться в реальности.
– Китнисс, проснись, – голос становится громче, и сопротивляться ему больше нет сил.
Я смотрю на Пита широко раскрытыми испуганными и ошарашенными глазами. Немигающим взглядом оглядываюсь по сторонам: все та же кухня пекарни, в которой продолжал твориться безвозвратный бардак и хаос. Парень ошарашен и удручен не меньше меня, кажется, он совершенно забыл о своем приступе.
– Почему мы еще здесь?
– Вопрос в другом: почему мы вообще здесь? – нервно оглядываясь, спрашивает Пит.
– Ты не помнишь?
– Что я должен помнить? – недоумевает он.
– То, как ты здесь оказался?
– Это, – он разводит руками, оборачиваясь на разрушения, – сделал я?
Я бессильно киваю. Скрывать от него правду было бы бессмысленно.
Пит запускает пальцы в растрепанные золотисто-пшеничные волосы. Его переполняет отчаянье – я понимаю это, когда вновь замечаю обезумевший взгляд.
– Не поддавайся.
Парень вскидывает на меня лазурные глаза.
– Не поддавайся порывам гнева и отчаянья – они прямые проводники к приступам, Пит. Ты все сможешь, слышишь меня? Не смей отчаиваться!
Мои слова гулким эхом заполняют кухоньку и отзываются в каждом разбитом и искореженном предмете.
– Я – зверь, Китнисс. Не понимаю, что такого ты могла сделать, чтобы укротить припадок…
Он замолчал. Знал, что сболтнул лишнего, но я не прерывала его. Он должен был высказаться. С этого бы началась его настоящая терапия, которая стала бы отличной от предыдущей хотя бы тем, что на привычный вопрос «Как Вы себя чувствуете?» звучала правда.
– Знаешь, каких усилий мне стоит то, чтобы просто говорить с тобой? Каких усилий стоит укротить желание вцепиться тебе в горло? Он ненавидит тебя, так сильно, что мои попытки относиться к тебе нормально бессмысленны, – он кроет их ненавистью. Вроде игры в карты: доброта к тебе слишком малая масть, чтобы побить его гнев.
Он переводит дыхание. Переродок недоволен, что Пит делится со мной какими-то чувствами и эмоциями. Тело парня начинает покрываться легкой испариной.
– Я слышу его даже сейчас, когда приступ отступил.
– Что будет, когда ты попадешь в Капитолий? – тихо спрашиваю я.
– Будет то, чего я сам так боюсь.
Я снова молчу и позволяю ему закончить. Пит нервно теребит волосы, так бывало, когда он нервничал. Как бы хорошо он ни говорил на публику, со мной он всегда по большей части отмалчивался. Эффект «Китнисс Эвердин» действовал на него безотказно, и потому я продолжала слушать пронизывающий свист гуляющего по стенам пекарни сквозняка.
Интересно, почему так иронична судьба? Еще полгода назад мы и подумать не могли о таком «счастливом» и безвозвратном исходе войны.
– Я боюсь убить тебя, Китнисс.