Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Ты сохранила мне жизнь, чтобы я просто смотрела на то, как погибают невинные капитолийские дети? – грустно спрашивает Прим. – Нет, я не могла так поступить. Мы одной крови, Китнисс. Крови, которая не боится умереть за правое дело.

Я задыхаюсь от слез. Они скатывались непроизвольно, одна за другой, оставляя на лице грязные соленые дорожки. Прим права. Во всем права.

– Я люблю тебя, моя хорошая. Мы все тебя любим, – утёнок ласково смотрит на меня своими лазурно-голубыми глазами, поглаживает волосы, вытирает серебристые бисеринки слез.

– Мы? – не понимаю я.

В этот момент за ее спиной возникает лицо Финника: здоровое, ослепительно-красивое и - живое. За ним появляется лицо Руты: посвежевшее, отдохнувшее и такое же настоящее. Одним за другим на песчаном берегу появляются родные и любимые мне люди, которых я потеряла: Богс, Мегз, люди из родного Дистрикта. Среди знакомых лиц я замечаю бесценные черты лица. Широкие скулы, острый вздернутый, как и у меня, нос, серо-голубые глаза.

– Папа… – слезы хлынули из глаз с новой силой.

Он подходит к нам с Прим, но не касается нас – только улыбается. Той улыбкой, которую я так любила и так берегла в собственном сознании.

– Я люблю тебя. – Этого достаточно для того, чтобы вдохнуть в меня жизнь.

Я чувствую их любовь, вижу их светящиеся глаза и понимаю, что они никогда не умрут – они вечны для меня. Их монументы выточены в моей груди, там, где теплится моя душа.

– Просто знай – мы все с тобой, – будто в подтверждение моих слов, говорит Прим.

– Мне тяжело, утенок…

– Я знаю, милая. Знаю. Мы видим это и страдаем вместе с тобой, ведь в каждого из нас ты верила и любила до последнего. Но ты должна помочь этим детям, Китнисс. Они невиновны – ты это знаешь. Ты совершила большую ошибку, когда проголосовала «за».

Комок рыданий встал поперек горла. Осуждение в голосе сестры слишком явно и от этого меня распирает чувство стыда. Оно гложет меня, но её неодобрение сменяется лучезарной улыбкой.

– Я знаю, ты сможешь изменить это.

Ее губы – теплые и родные – в последний раз касаются моего лба. Она исчезает. Один за другим исчезают и остальные: Рута обнадеживающе подмигивает мне, отец продолжает ласково улыбаться, Мегз просто вглядывается в черты моего лица, выискивая влияние слов сестры, и тогда я киваю. Берег пустеет: один за другим люди исчезают так же, как и появились. Когда на песке остается одна фигура, я узнаю в ней Финника.

Он нагло улыбается. И когда я безутешно всхлипываю и пытаюсь отвернуться, чтобы не видеть его исчезновения, он протягивает ко мне свои мускулистые руки.

Я бегу так же, как бежала к Прим, – не задумываясь о собственных движениях. Он принимает меня в объятия, и я чувствую, как от него веет морским бризом. Рыдания прекращаются, и я стараюсь запомнить каждое мгновение до мельчайшей детали, чтобы сохранить их.

Он обнимает крепко, практически по-собственнически.

– Почему остальные молчат? Кроме Прим и тебя ко мне больше никто не притронулся.

– Психологическая связь, – весело отзывается Финник. – Ты настолько скучала и рвалась к Прим, что она возвращалась к тебе. Ваша любовь – нерушима.

– А отец?

Парень пожал плечами.

– Возможно, если бы он обнял тебя, ты не смогла бы отпустить его, а значит…

– Умерла, – заканчиваю за него я.

– Китнисс, ты же Китнисс, – говорит Финник. – Ты обязана, понимаешь, просто обязана спасти их.

– Я стала слабой…

– Нет. То, что ты чувствуешь боль, не значит, что ты ослабла. Прим права – мы все до единого с тобой, как бы далеко ни были от тебя.

– Почему же я слышу тебя? – насмешливо говорю я.

– Потому, что ты скучала по мне. Не притворяйся, Огненная Китнисс – я знаю.

– Если только слегка, – на глазах выступают новые слезы.

– И еще одно, – Финник неловко переминается с ноги на ногу. – Энни.

Я вспоминаю, как плохо поступила с ней во время ее приезда в Двенадцатый Дистрикт, и меня бросает в дрожь. Это наверняка обидело и задело Финника.

– Я…

– Не смей извиняться, – резко обрывает меня он. – Просто… Я очень хотел бы, чтобы ты была рядом с ней. Хотя бы чуть-чуть. Она нуждается в ком-то, понимаешь? Она так часто говорит со мной, обращается ко мне, просит вернуться. Я не в силах этого выносить, Китнисс…

По загорелым щекам парня скатилась капля. Затем другая. В голубых глазах стояла жуткая безвозвратная боль.

– Я обещаю, Финник. – говорю я. – Неужели все мои мысли написаны у меня на лбу?

– Просто твои секреты достойны моего внимания, – подражая нашему разговору в прошлом, говорит он.

– Просто я для всех открытая книга. Люди узнают мои секреты раньше меня самой, – с точностью повторяю я.