Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Нет, – твердым, но охрипшим голосом отвечаю я.

Его лицо озаряет вымученная, слабая, но такая знакомая улыбка надежды. Он улыбается так, как тогда, на Арене, когда я лечила его у воды. Он понимал, что долго не протянет, а я не позволяла думать ему об этом, заставляла бороться. В глазах тогда теплилась нежность. Та самая нежность Пита Мелларка, с которой он смотрел на меня. НА МЕНЯ. И ни на кого больше…

– Они нуждаются в нас. Не по отдельность, а вместе. Если ты одна смогла свергнуть Сноу, что можем сделать мы вместе? – я соглашаюсь с ним и коротко киваю головой. – Китнисс, я клянусь, что бы со мной там ни стало, я клянусь, ты больше не пострадаешь от этих рук.

Он с ненавистью глядит на свои ладони, длинные истерзанные кровоточащие пальцы, руки с длинными проходящими по всей длине порезами. Я перевожу взгляд с его рук на самого собеседника. В бирюзовых глазах, казалось, отражается весь свет и пронзительность неба. Я беру его за руку, стараясь делать это как можно безразличнее, осматриваю раны.

Я забываю о безопасности. Забываю о страхе.

– Их нужно обработать, Пит.

– Ерунда.

– Если в кровь попадет грязь, начнется гноение. Тебе не хватает еще одного протеза? – колко подмечаю я.

Он соглашается. Я неуверенно отпускаю его руку и направляюсь к своему купе, стараясь не оглядываться на своего бывшего напарника. Почему «бывшего»? Теперь мы снова в одной «связке». Боремся против Койн. По-моему, моя жизнь - одна сплошная непокорность власти Капитолия. Возможно, это потому, что именно Койн и отобрала у меня родную сестру, косвенно, но была виновата в том, что Боггса разорвало на мине, а Финника истязали переродки.

О чем ты говоришь, Китнисс?! Все они умирали за твою жизнь, все они страдали из-за того, что ты стала символом восстания, а их ошибка состояла лишь в том, что они успели привязаться к тебе.

– Китнисс? – кто-то ласково хлопает меня по плечу.

Я оборачиваюсь. Ты все еще здесь, мальчик с хлебом.

– С тобой все в порядке? Ты, не отрываясь, смотришь на эту дверь уже минуты две.

В его поведении еще были видны смятение и осторожность. Он двигался плавно, едва заметно – могу поклясться! – как настоящий охотник. Он боялся спугнуть меня. Спугнуть мое доверие. Ведь впереди нас ждал Капитолий – беженцы – спасение.

Я неуверенно перевожу взгляд на дверь моего купе. Она отъезжает с привычным механическим звуком. Все по-старому: купе, я и Пит. Иронично, странно и небезопасно. Но о последнем я забыла. И стараюсь не вспоминать.

Из дорожной аптечки вытряхиваю абсолютно все. Теперь содержимое покоится на моей полке, но этих лекарств я не видела прежде. Перламутровые коробки, жестянки, вроде тех, что нам присылали на Играх, вытянутые полые, на первый взгляд, футляры. Отсутствие всяких опознавательных этикеток меня уже не удивляет. Наверняка на моем лице написано недоумение и растерянность, поэтому я беру себя в руки и будто со знанием дела хватаю первый попавшийся под руку «препарат». Я стараюсь не смотреть на свою сжатую ладонь, в которой находится «НЕЧТО», что должно помочь Питу.

Хоть бы не футляр. Хоть бы не футляр.

Футляр. Ну, да. Вспоминается лозунг Голодных Игр.

«…И пусть удача, всегда будет на вашей стороне…»

– Присаживайся, – как можно спокойнее говорю я.

Пит садится на самый край полки. Подальше от меня. Подальше от пляшущего света фонарей, стоящих вдоль уплывающей дороги. Я шумно выдыхаю и стараюсь не выказать своего волнения. Кроме едва заметно дрожащих пальцев, я выгляжу вполне адекватной.

Руки захватывают футляр с двух сторон в поиске нужной кнопки. Возможно, там ничего нет, и это всего лишь футляр, но я не сдаюсь. Нашариваю в нем небольшое углубление и слегка надавливаю. Перед тем, как футляр с щелчком разомкнулся, в голове проснулась мысль, что это может быть сигнальная ракета. Что она могла делать в аптечке? Пылиться до очередного восстания.

Нет. Всего лишь бинт. Я несказанно рада тому, что я довольно быстро справилась с «нелегкой» задачей.

– Бинт, – зачем-то говорю я, становясь эхом своих мыслей.

Я бросаю короткий взгляд на моего «пациента». Он все также недвижим, но теперь с интересом наблюдает за моими неловкими движениями. Вот только этого не хватало.

Прежний забытый страх возвращается с новой силой, и на секунду я думаю о том, что уже соскучилась по переродку. Лишь бы Пит не видел моего краха.

Теперь, стараясь действовать как можно слаженнее, я отдаюсь логике. В жестянках нам переправляли мазь, которая довольно-таки быстро затягивала смертельные раны. Почему бы ей не оказаться там и теперь? Со щелчком открываю банку с обтянутой вокруг ее оси голубоватой лентой.

Невезение – дар. И я им, к несчастью, обладаю. Всего лишь ватные диски.

– Китнисс, ты уверена, что я нуж…

– Молчи, – перебиваю его я.

Теперь я совершенно забываю об осторожности и врачебной «сдержанности», открывая банку за банкой. С каждой минутой я все больше разочаровываюсь в собственных силах и все больше ненавижу чертову капитолийскую аптечку.

Я не отрываюсь от своих «поисков» до тех пор, пока чья-то рука вновь не ложится на мое плечо.