Голодомор: скрытый Холокост

Это было результатом скорее смешного случая. Мне пришлось быть невольным свидетелем, казалось бы, незначительного события, приведшего в итоге к возбуждению этого дела. Думаю, что мне следует остановиться на этом подробнее.

Существует поговорка: «Что у трезвого на уме, у пьяного — на языке». Выпив, обвиняемые разговорились о том, что они думали, а их мысли не соответствовали линии партии.

С начала коллективизации с полок сельской лавки почти исчезло всё самое необходимое. Керосин, спички, соль и другие нужные товары стали редкостью. Однажды в воскресенье объявили, что в лавку завезли селёдку, и каждому жителю села достанется по полкило селёдки. Поэтому на площади перед лавкой быстро выстроилась длинная очередь. Петро Панченко, один из обвиняемых, тоже хотел купить свою порцию селёдки. Он был добродушным человеком и хорошим работником, но в воскресные дни любил выпить. Это было его единственной слабостью, и на селе к нему относились хорошо. В то воскресенье, как обычно, он уже выпил.

— Послушай, Катюшка, — обратился он к молодой женщине, стоявшей ближе всех к дверям лавки. — Если ты разрешишь мне встать перед тобой, то мы сыграем нашу свадьбу, как только купим селёдку.

Молодая женщина не согласилась.

— Ну, хорошо. Я понимаю, — продолжал Петро. — Ты не хочешь выходить за меня замуж без церковного благословения.

И он указал рукой на развалины церкви.

— Тогда мы повенчаемся прямо здесь, в церкви. Под портретами нашего дорого и мудрого учителя, товарища…

— Замолчи, зараза! — закричала она на него.

И, конечно, не разрешила занять место впереди себя.

Но Петро так быстро не сдавался. Изменив голос и манеры, он стал копировать товарища Черепина.

— Эй, ты! Враг народа! — обратился он к молодой женщине. — Кто дал тебе право стоять в очереди за селёдкой впереди героя и инвалида революции и члена Комнезёма?

Она по-прежнему ответила отказом.

Ситуация становилась щекотливой. Раньше люди охотно смеялись над шутками Петро. Сейчас он превзошёл сам себя и очень точно спародировал товарища Черепина. Однако на этот раз никто не осмелился засмеяться. Он открыто издевался над советским строем, и каждый опасался присутствия доносчиков.

— Товарищ враг! — продолжал донимать молодую женщину Петро. — От имени нашей любимой партии и дорогого правительства я арестовываю тебя за отказ герою пролетарской революции на его просьбу в ускоренной покупке причитающейся ему селёдки, в соответствии с постановлением всё тех же любимых партии и правительства.

Женщина не обращала на него внимания. И Петро, продолжая дурачиться, повернулся к старушке:

— Бабуля, ты это видела? — спросил он, указывая пальцем на молодую женщину. — Хотел ускорить завершение строительства коммунистического рая своим участием в годовой распродаже селёдки, а она даже не даёт мне купить селёдку впереди себя. Можно я встану перед вами?

Но Петро опять не повезло. Старушка не приняла и не поддержала шутки.

— Ты уже получил свой рай. Иди прочь! — пробормотала она.

— Что? — с удивлением закричал Петро.

— А то! Получай свой рай, если хочешь! Конец очереди вон там.

Петро придвинулся старушке.

— Моя дорогая! — воскликнул он. — Много лет я искал в этом раю ангела и, наконец, нашёл его в очереди за селёдкой!

В то время, когда старушка отбивалась от Петро, пытавшегося её поцеловать, к очереди приближался ещё один пьяница, громко распевая и размахивая руками.

Как и Петро, это был мужчина средний лет, известный своим остроумием. Его фамилия была Антин. В годы Гражданской войны он партизанил. У него ещё была репутация образованного человека, поскольку он умел читать и писать.

Петро отстал от старушки и направился навстречу Антину.

— А! — прокричал Петро. — Рыбак рыбака видит из далека. Да здравствует пьянство в раю!

— Ура! — подхватил Антин, обнимая своего друга Петро.

— Да здравствуют любители селёдки! Ура! — ответил Петро.

— Послушай, господин-товарищ, — начал Антин.

— Ты, буржуазно-капиталистическая-контрреволюционно-империалистическая акула…

— Благодарю за такую честь, — отозвался Петро.

— Ты что? Хочешь купить селёдки? — продолжал Антин. — А это уже контрреволюционное намерение.

Петро засмеялся и в свою очередь начал дурачиться.

— А ты — старая, тощая и грязная свинья, Антин. Ты даже больше чем свинья. Ты — враг народа. Самый страшный и тощий враг, какого я видел за всю мою пропойную жизнь!

— Спасибо за такую честь, — ответил Антин.

— Как ты осмелился явиться на годовую распродажу селёдки в таком виде? — распалялся Петро, напирая на Антина. — Как ты мог появиться в общественном месте в таких грязных штанах?

И он с улыбкой ткнул пальцем на дыры в штанах.

— Я спрашиваю тебя, разрешается ли в социалистическом раю под руководством всеми нами любимого и дорогого, нашего мудрого и всемогущего, нашего отца и учителя, великого товарища…

— Заткнись, а то меня сейчас вырвет! — закричал Антин.

— А я как раз это и имею в виду, — продолжал куражиться Петро. — Тебя тошнит, когда я говорю о нашем дорогом и любимом…

— Я убью тебя! — проревел Антин.