Читаем Голодомор: скрытый Холокост полностью

Но всё быстро прояснилось. Товарищ Черепин вскочил с места.

— Я здесь задаю вопросы! — заорал он с негодованием. — А вы должны на них отвечать, потому что я — представитель партии.

После намеренной паузы он продолжил:

— С нас хватит твоего остроумия!

И ударив кулаком по столу, крикнул:

— Продолжайте, товарищ судья!

Петро дали последнее слово. Но он не просил о помиловании. Он только отметил, что если Антин и виновен в чём-то, то исключительно по тому, что он, Петро, сбил его с толку. Он попросил суд освободить Антина. Суд объявил перерыв в своём заседании.

Вскоре занавес на сцене поднялась, открывая всеобщему взору начальство и членов суда.

Судья Сидор произнёс испуганным голосом, что поскольку совершённые преступления лежат вне компетенции народного суда, то дело передаётся на рассмотрение вышестоящий суд и пересылается в Органы Безопасности. Заключённые остаются под стражей.

Это было последний раз, когда мы видели Петро и Антина, сельских шутников, бедных крестьян и горячих сторонников Октябрьской революции.

После завершения суда над Петро и Антиным, преступили к рассмотрению нескольких мелких дел. В первом из них, один очень тихий крестьянин обвинялся в невыполнении плана государства по хлебозаготовкам. Думаю, что это дело намеренно было вынесено на всеобщее обозрение, потому что подавляющее большинство жителей села не могло выполнить этого плана. Бедняга просто стал «козлом отпущения», и на его примере нам хотели продемонстрировать, что нас ожидает. Его назвали «врагом народа», и дело передали на рассмотрение вышестоящего суда и в Органы Госбезопасности.

Затем перешли к обвинению ещё двух крестьян. Одному вменялась в вину продажа собственной лошади перед самым вступлением в колхоз, а другого ждало наказание за то, что он обозвал члена комсомола янычаром.

Следующее дело отличалось от предыдущих. На скамью подсудимых привели ещё одних несчастных. Они были одеты в лохмотья, с немытыми и заросшей щетиной лицами. Они не разговаривали друг с другом. Один из них имел любимое место для рыбной ловли и считал его своим. Однажды утром, придя на рыбалку, он обнаружил, что его место занято: его сосед уже ловил здесь рыбу. Первый крестьянин стал предъявлять права, говоря, что он рыбачит здесь несколько лет. Но другой крестьянин не захотел уступать. Он спорил, что река, рыба, вода, воздух — фактически всё принадлежит народу. Разве так не говорил пропагандист на воскресном митинге? Но первый крестьянин не проникся таким аргументом и ударил другого между глаз. Завязалась драка, в результате которой пострадавший остался с разбитым носом и синяками на лице.

Он решил отомстить и пожаловался в сельсовет. Таким образом, они оба оказались на скамье подсудимых.

Интересным стал приговор по этому делу. Его зачитал сам товарищ Черепин. Вероятно, он посчитал эту задачу очень ответственной и не доверил её Сидору, судье.

Товарищ Черепин объявил, что поскольку реки, земля и леса принадлежат всему народу, то оба, истец и ответчик, виновны в посягательстве на общественную собственность и, следовательно, заслуживают наказания. Каждый из них приговаривался к двухнедельным принудительным работам.

Панас Коваленко, однофамилец Сидора, бедняк, недавно вступивший в колхоз, не знал, что значит еврейское слово «жлоб». Но именно эта неосведомлённость привела его на скамью подсудимых и в итоге стоила ему жизни.

Случай, ставший роковым в его судьбе, произошёл всего несколько дней назад на колхозном поле. Началась посевная, и Панас вспахивал землю. Так случилось, что в тот день прибыла партийная комиссия из района, и во время объезда колхозных полей они увидели Панаса. Он тоже их увидел. Они остановились на дороге, что-то горячо обсуждая. Не было сомнений, что объектом их спора стал он, Панас, потому что один из приезжих указывал на него рукой.

Затем, когда Панас с плугом приблизился к ним, товарищ Черепин, сопровождавший проверяющих, приказал ему остановиться. Как только Панас подчинился, члены комиссии направились к нему.

— Что вы делаете? — командирским тоном спросил товарищ Черепин.

— Сами видите, что я делаю, — был ответ Панаса.

— Что это значит? Вы что, говорить не можете? — сердито сказал товарищ Черепин.

— Почему? Могу. А вы не можете понять, что я делаю? — ответил Панас, слегка повышая голос.

На этом месте вмешался один из партийных представителей:

— Товарищ Черепин хочет знать, как называется та работа, которую вы сейчас выполняете?

— Я бороню землю, — ответил Панас, оглядывая с удивлением товарища Черепина и прибывших с ним.

Партийный представитель вынул какую-то брошюру и стал быстро её пролистывать. Найдя нужное место, он внимательно прочитал его, взглянул на борону и товарища Черепина, а затем спросил Панаса:

— Вы всегда так пашете землю?

— А как ещё я могу пахать? — был его ответ. — Наши предки так вспахивали землю веками, и я так же делаю.

— Вы имеете в виду, что бороной вы пользуетесь только чтобы боронить? — не унимался дотошный партиец.

В брошюре, с которой он сверялся, говорилось, что колхоз обязывается вспахивать поле три раза один за другим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Історія України

Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944
Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944

Безоглядное применение тактики выжженной земли, умышленное провоцирование репрессий оккупантов против мирных жителей, уничтожение своих же деревень, хаотичный сбор у населения «продналога», дополнявшийся повседневным разбоем, пьянством, развратом и насилием, братоубийственные внутренние конфликты, употребление допинга, оперативное использование оружия массового поражения и, наконец, людоедство — все это было не случайным следствием массового кровопролития и не являлось спонтанным «народным ответом» на жестокость нацистского господства, а стало закономерными проявлениями сталинской войны на уничтожение.Памяти Анатолия КентияАвтор выражает признательность историкам, без содействия которых эта работа не появилась бы на свет: Кириллу Александрову, Арндту Бауэркемперу, Карелю Беркхоффу, Рафалу Внуку, Александру Вовку, Владимиру Гинде, Давиду Голику, Ивану Дерейко, Ивану Капасю, Сергею Кокину, Хироаки Куромие, Бернарду Кьяри, Владимиру Лозицкому, Александру Лысенко, Гжегожу Мотыке, Богдану Мусиалю, Рольфу-Дитеру Мюллеру, Дитмару Нойтатцу, Ивану Патриляку, Татьяне Пастушенко, Сергею Полтораку, Георгию Смирнову, Тимоти Снайдеру, Ярославу Тинченко, Кристиану Унгвари, Анне Цехентер, Себастиану Штопперу.Монография написана благодаря поддержке фонда Конрада Аденауэра, Центра исследования Холокоста и геноцида (Амстердам), фонда Герды Хенкель (Gerda Henkel Stiftung, Düsseldorf) и Гарвардского института украинистики (HURI)

Александр Гогун , Александр Сергеевич Гогун

История / Образование и наука

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное