Голодомор: скрытый Холокост

Было ясно, что вся организация компании по уборке урожая, включая церемонию открытия, проследование на поля и даже сама жатва, была чётко спланирована и выполнена с военной точностью. Подъехав к пшеничному полю, комбайн свернул с дороги налево и начал косить и молотить зерно. Военные выпрыгнули из грузовиков и разбежались по предписанным точкам. Грузовики выстроились таким образом, чтобы поток перемолотого зерна из комбайна ссыпался в кузов.

По другую сторону дороги начали работать косилки, в которые были впряжены лошади. Женщины, шедшие следом, проворно и умело вязали снопы из скошенных стеблей пшеницы, в то время как мужчины подбирали и грузили снопы в телеги, а затем увозили их на молотилки, где работали студенты и рабочие из города.

В начале всё шло гладко, как и планировалось, но вскоре начались перебои. В соответствии с руководством по сдаче зерна государству, зерно нового урожая должно было доставляться после перемолота непосредственно в сборные пункты, в нашем случае — на железнодорожную станцию. Не теряя времени, первый военный грузовик, наполненный зерном, ринулся к станции. Быстро заполнили кузов второго грузовика, а первый ещё не успел вернуться. Не оставалось ничего, как ставить под загрузку обычные телеги, хотя они и не были приспособлены для перевозки зерна. Товарищ Лившиц пообещал районной партийной организации обеспечить бесперебойную работу транспортной «Красной колонны» по вывозу максимально возможного количества зерна с наибольшей скоростью. И он должен сдержать обещание. План по сдаче зерна надо выполнить вовремя. Поэтому он приказал ставить под загрузку телеги, даже не считаясь, что вероятны потери зерна при транспортировке. Вереница телег выстроилась вдоль дороги. На них установили флажки и транспаранты с надписью, что колхозники нашего село добровольно отдают зерно в закрома государства. Это, так называемая, «Красная колонна» сначала сделала крюк к селу, а оттуда направилась на железнодорожную станцию.

«Красная колонна» ещё имела и пропагандистскую задачу: надо было объехать ближайшие деревни и продемонстрировать, что как счастливы наши колхозники доставлять зерно нового урожая государству.

Тем временем, застопорилась работа молотилок, потому что не осталось телег для подвоза снопов. Увидев это, товарищ Лившиц легко и быстро нашёл выход: если нет лошадей, их можно заменить людьми. Поэтому он погнал студентов, рабочих и всех, кто находился в поле, к молотилками, чтобы подносить снопы. «Чего стоите? — кричал он. — Ты и ты! Двигайтесь! Ну, быстрее!». Надо было взять сноп и волочь его к месту, где стояла молотилка. Люди, обхватив снопы со зрелой и сухой пшеницей, суетились на огромном поле, словно муравьи. Конечно, при этом терялось много зерна.

Так началась уборочная страда в нашем селе. На следующей день с МТС прибыло ещё два грузовика, и уборка, более или менее, пошла без проблем. В центре внимания оставался план сдачи зерна государству, и никто не осмеливался заикнуться о нуждах колхозников.

С самого начала до полного завершения уборочных работ, жителям села не было выделено ни одного килограмма пшеницы. Им не оставили ничего. Было объявлено, что всё зерно отправили на железнодорожную станцию. Но потом мы узнали, что там его свалили на землю, накрыли брезентом и оставили гнить.

Глава 22

К концу августа компания по сбору зерновых приобрела ещё более решительный характер. Днём и ночью нам напоминали, что мы ещё не выполнила плана по сдаче хлеба государству. Каждый день проводились бесконечные собрания. Понять всё это, нам было не дано. Прошло более двух лет, как мы стали членами колхоза. Это означало, что собственной земли мы не имели, а, значит, и не могли обеспечить себя хлебом. С самого начала коллективизации государственная хлебозаготовительная комиссия несколько раз рыскала у нас на селе и изъяла все запасы зерна. В итоге село медленно вымирало от голода. Любой приезжий мог это видеть собственными глазами. Но тысячники и посланцы партии и правительства предпочитали этого не замечать. Они продолжали обыскивать наши дома и отбирать каждое найденное зёрнышко хлеба.