Голое небо

Ну что ж, хоть я ненужный и калека,
И безнадежно сонный и больной,
Но я доволен: над моей страной
Я слышал ветер праведного века.

И чувствовал, исполнен вдохновенья,
Тот новый мир, где солнце и тепло,
И для которого при мне росло
Здоровое, живое поколенье.

Это чувство истории, заставляющее поэта принять и благословить то, что могло бы менее пристальному, менее умудренному глазу показаться чуждым и враждебным, придает его стихам особенно возвышенный, особенно человеческий характер: «Веселый труд — повсюду слышать время».

Главное своеобразие поэзии Н. Максимова — в органическом сочетании глубокого интимного (часто — ночного) лиризма с таким же глубоким историческим, сверх-личным пафосом.

* * *

Смерть часто торопится войти именно туда, где поселилась муза. Быть может это оттого так, что у нее с музами — тайный договор. И вот муза — не просто сестра, а сестра милосердия. И вот человек, становясь поэтом — диктует ей предсмертные, высокие и мудрые слова.

Борис Эйзенбаум

11 апреля 1929 г. Ленинград

СТИХИ (Ленинград, 1929)

Луна

Туманы. Облачная ризница
И блеск нарядов парчевых,
И ты, небесная капризница,
Луна, ты примеряешь их.

И хмуришься недоумелая,
И, видно, взять не можешь в толк,
Нарядней ли молочно-белая
Парча или зеленый шелк.

Но, утомясь игрой ненужною,
Решаешь: «Лучше быть простой»,
И утешаешься жемчужною,
Великолепной наготой.

1925

Проба пера

Надо долго ждать и пробовать
Силу первого пера,
Чтоб наверно знать, до гроба ли
Будет муза нам сестра.

Будет ли в твоих творениях
Буква каждая остра,
Словно ты писал на дереве
Верной сталью топора.

Иль как перышко пуховое
Улетит она легка
В небеса и в вечно-новые,
Перистые облака.

Не зови ж ее изменницей
И коварной не зови,
Раз она как небо пенное
Или сны твоей любви.

И не знаю я, до гроба ли
Будет муза мне сестра,
Но я долго-долго пробовал
Тайну первого пера.

1923

Русь

Я знаю: Русь еще лесная,
За далью полевых полос,
Уездная и волостная,
С узлами лиственных волос.

Здесь люди мудрые как звери,
Их мысли — сумеречный лес,
Языческая тьма поверий
И быта древнего навес.

И властны сон и наважденье,
Совиной тьмою веет Русь,
И завтрашнее пробужденье
Восславить я не тороплюсь.

И Русь моя еще лесная,
За далью полевых полос,
Уездная и волостная,
С узлами лиственных волос.

Осень 1926

Свеча гаснет

Мне грустно, друг… Повсюду смерть.
Взгляни: мой огонек был ярок,
И вот лишь черненькая жердь
Поддерживает весь огарок.

Все счастье, видишь, сожжено,
И смерть — одна лишь остается,
Как вязко восковое дно
Зелено-ржавого колодца.

Но перед тем как умереть,
Огонь скорбит о доле тленной,
И к меди ластится, но медь
Недосягаема, надменна.

Еще вздохнул… В последний раз
С последней мукой встрепенется…
О, страшный миг! Сейчас, сейчас
Он в бездне жадной захлебнется.

1920

Финляндия