Голограф (СИ)

И я рассказал ему все, что произошло у нас после 22 июня 1941 года по сей день. Замятин воспринял мой рассказ спокойно, видимо он уже был знаком с разными вариантами развития России в каких-то мирах.

— А вы могли бы помочь нам в предстоящей войне с фашистами? — задал он самый трепещущий для него вопрос.

— Придет время – видно будет. Вам нужно будет договариваться с правительствами стран в дружественных мирах. У нас в оружейке есть кое-что, но его очень мало. Что касается Нади, видимо, она последняя из гипербореев на земле, во всяком случае, Дом считает ее хозяйкой. Только она плохо контролирует свою силу: сегодня она едва не погасила ваш мир. Недавно я видел, как она гасила один из миров. До сих пор не могу прийти в себя от того, что увидел.

Замятин побледнел:

— Розовое небо – ее работа?

— Да, это самое начало.

— Господи, да что же это такое? Разве допустимо, чтобы один человек мог решать судьбу целого мира? Разве это справедливо? Я невольно начинаю верить в существование древних богов.

— У них другие понятия о справедливости. Они считают допустимым уничтожение одного мира во имя спасения вселенной.

Немного помолчав, он спросил:

— Я заметил ваши отношения. Вы не боитесь?

— Боюсь, честно, боюсь, хотя и люблю ее.

— С ума сойти! Вам не позавидуешь.

Я не врал Зарубину. Я, действительно, теперь, после ее инициации, боюсь ложиться с ней в постель. Что она будет творить в экстазе, одному богу известно. Может, цунами обрушит, может, меня размажет по мирам, да что хочет может. Не буду-ка я пока спешить с этим, а там видно будет.

Вечером на том же микроавтобусе нас отвезли обратно. Дома над главным входом мигал сигнал вызова. Я подошел к двери и услышал звонок мобильника от Сергея из Российского Дома.

— Алексей, срочно приезжай, Надя – без сознания — услышал я его встревоженный голос.

— Что случилось?

— Она нашла нарушение в голограмме и попыталась разобраться. Я нашел ее в контрольном кресле без сознания. Мы перенесли ее в вашу комнату, и вот уже час она не приходит в себя.

— Выйди в Цветочный и перезвони мне. Если звонок пройдет, значит, у нас есть выход в него.

Я вышел в предполагаемый Цветочный мир и через несколько минут услышал звонок от Сергея.

— Все в порядке, — ответил я на звонок, — теперь узнай, как отсюда быстро добраться до вас и оплати перелет, потом рассчитаемся.

— Все сделаю. Жди звонка, — заверил Сергей.

Я пересказал Наде то, что услышал от Сергея и посмотрел на нее, ожидая ответа.

— Леша, спаси ее. Она в беде, я чувствую это.

Облегченно вздохнув, я прижал к себе Надю и поцеловал

— Береги себя, родная. Теперь весь мир на тебе одной.

Положив в сумку часть даров египтян, я вышел в Цветочный и услышал звонок от Сергея:

— Сейчас возле вас опустится флаер. Он доставит тебя прямо к нам. Перелет оплачен.

Через несколько минут в вечернем небе, мигая огнями, появилось небольшое воздушное судно и село на площадке перед домом. Еще через минуту дверь открылась, и оттуда выглянул пилот, приглашая меня в салон.

Глава 8

Глава 8

Перелет оставил неизгладимое впечатление. С первой же минуты набирая скорость, флаер поднялся в стратосферу, и я полтора часа летел в темно-синем небе почти до самого Дома. Салон был рассчитан на шестерых пассажиров, и уши совсем не закладывало, но при снижении было легкое чувство зависания, это единственное, что мне не понравилось.

Сергей ждал перед домом:

— Все так же, лежит без сознания.

Я отдал ему сумку с дарами и бросился к Наде. Она лежала в нашей комнате и ровно дышала, словно, спала. Я наклонился и прошептал ей в ухо:

— Родная моя, ты слышишь меня?

Ее лицо слегка вздрогнуло, но другой реакции не было. Я сел в контрольное кресло и открыл то, что она смотрела в последний раз. Среди множества точек и линий выделялась толстая линия. По пути к ней притягивались более тонкие линии и перетягивали ее как канат.

— Такой канат хрен погасишь, — прошептал я про себя, — он сам кого хочешь погасит.

В нашей локальной зоне было четыре узла, очевидно, обозначающие четыре Дома, они связывали наиболее заметные линии. Общее направление линий было сверху вниз, но некоторые линии ответвлялись куда-то в стороны, в том числе и к канату. Я не знал, как менять масштаб, поэтому узнать, откуда появился канат, не смог.

Что же пыталась сделать Надя, что так ударило по ней? Я отнес Надю в комнату с саркофагами и, раздев, уложил в один из них. Постоял несколько минут, любуясь ею: я, ведь, ни разу не видел ее обнаженной, она стеснялась даже переодеваться при мне. Потом включил ее саркофаг и лег в соседний в ожидании сигнала готовности. Через шесть часов, уже к утру, меня разбудил зуммер. Подняв крышку, я с облегчением увидел улыбающееся Надино лицо.

— Ты здесь? — обрадовалась Надя, но, вспомнив, что обнажена, попыталась прикрыться руками. — Отвернись.

Я передал ей одежду и отвернулся.

— Но почему я в саркофаге? — спросила она одеваясь.

— Сергей нашел тебя без сознания в контрольном кресле и вызвал меня. Ты помнишь, как это произошло?

— Уменьшив масштаб голограммы, я заметила огромную мировую линию и потянулась к ней. Очнулась здесь.