Голос

— Так я и поехала, держи карман! Что у вас хорошего? Ванна черная? Да я в баньке попарюсь и пойду к себе березой дышать… Куда ж розочка побежала? Розочку-то свою упустил, лапоть ты, лапоть…

Под хохот тетки Юля тихо выскочила из квартиры и побежала вниз по лестнице.

Александр Ильич сидел в монтажной за спиной Людмилы Ивановны и в десятый раз смотрел один и тот же кусочек и шевелил губами, проверяя придуманные фразы. Блокнот его был исписан каракулями, которых самому не разобрать. Он увлекся. Он играл про себя и вдруг замирал, когда Людмила Ивановна поворачивала голову. Он стыдился играть.

— Здесь любой текст влезет, смотрите, на этом проходе, от стенда до окна… Смотрите, сколько возможностей…

— Сначала она хохочет… Голос подруги: «Сонька, да ты что, ты с ума сошла? Это ты развесила?» Помещается? Туг ее голое за кадром: «Пусть, пусть, пусть висит, не снимай! Пусть он придет и увидит!» — «Он уже и так грозился тебя уволить!» — «Я сама ухожу.» Вот здесь, на письмах. Уложится? «Теперь я ему все скажу. Знаешь, что я ему скажу?»

— Вот здесь видна артикуляция!

— Стоп! — попросил автор. — А что она говорит? Она шевелит губами, черт…

Изображение поехало вспять.

— «У пас тут субботник, мы убираем», — вспомнила текст Людмила Ивановна.

— Тихо, тихо! — подпрыгнул автор и так и остался, полусогнутый, перед экраном. — И подряд, на его входе: «Считайте, что меня нет! Я ухожу от вас! И я вам все прощаю!». Смотрите, смотрите, как это ложится… на его лицо. Стоп, стоп! Ну, рожа… — Александр Ильич даже хлопнул и ладоши. На экране остановилась вытянутая физиономия мужчины.

— Запишите, запишите, забудете!

— Стоп! — крикнул ликующий автор, когда Сережа забежал в монтажную. — «И я вам все прощаю!» Ты посмотри на эту рожу, ты посмотри…

— Александр Ильич просто маг и волшебник! — Людмила Ивановна перематывала назад эпизод, и они готовились похвалиться готовым текстом, но Сережа был хмур. Плеснул себе остывшего чаю и стал пить у подоконника.

— Актрисы нет.

— Придет, — сказал автор.

— А ты откуда знаешь? Нету ее, ушла!

— Жди. Сейчас она появится. В кафе.

— Ты откуда знаешь?

— Знаю. Сейчас она возвращается. Иди, жди ее там, — польщенный званием волшебника, многозначительно сказал автор.

— Колдуешь?

— Прислушиваюсь. Она сейчас вспомнит, что забыла… долг отдать или какую-то там мелочь… Войдет, поднимется и будет ждать, ждать — до звона в барабанных перепонках, немного покапризничает и заставит тебя встать перед ней на колени.

— А потом?

— Не знаю… Сегодня вы все запишете.

— Юля! — заорал Сережа. Он увидел ее в окно. Она вышла из машины п шла через двор. Она подняла голову. Заметила его. И тут же сделала вид, что недоумевает. — Мартынова! Стой там, где стоишь! Стой, слышишь?!

Она дернула плечом и приняла позу короткого, всего на секунду, ожидания.

Сережа выбежал из монтажной.

Юля тонко чувствовала время и, едва взмыленный Сережа появился во дворе, пошла как раз — мол, извините, не дождалась. Он догнал ее в три прыжка и закричал:

— Это куда это ты уходишь, когда у нас смена?! — И, не дожидаясь возражений: — Ты же знаешь наших, они все перепутают!

Это не-до-разумение! Юленька, солнышко мое, радость моя, умница… ну, ну… — И плюхнулся на колени.

— Зоя хорошо озвучивает, — отвернувшись, пролепетала Юля.

— Мне без тебя эта картина вообще не нужна! Клянусь!

— Могли в больницу заехать, сказать… — Юля уже сама тащила его за руку.

— Ты мне не там, ты мне здесь нужна! У меня упадок сил без тебя, я сам в больницу лягу! Мы тебя замучили, да? Ты правда больна?

— Нет, мы хорошо работали.

— Ну, это ж просто подарок!

— Нет, я не подарок…

Сережа тащил ее за руку через двор, кто-то их окликал, пытался остановить, а они шли все скорей и скорей, и Александр Ильич наблюдал сверху, из окна монтажной, за этой сценой, предугаданной его воображением во всех деталях, и все-таки не мог понять, всегда его удивляло — зачем они, как дети, зачем они так кричат, так размахивают руками, зачем они, как на сцене, играют собственную жизнь?

Они подошли к двери с красной надписью, и Юле вдруг стало плохо. Она прислонилась к стене и едва удержалась на ногах. Сережа открыл тяжелую дверь и ничего не заметил.

На экране — тот же кусок, что в начале. Домик почтового отделения на берегу, неспокойное море, чайки, ветер.

— «…Ты меня не пугай! — кричала Юля в трубку. — Нет, я все равно главному буду звонить! Переключите меня на пять-шесть-шесть! Нет, нужно, чтоб он позвонил… Пока — в местную газету! Они замяли это дело и от меня бегают, от меня прячутся, понимаешь? А я обещала, я слово дала! Я сказала — я отсюда не уеду, пока… Девушка, не разъединяйте, пожалуйста, мне еще три, ист, мне еще пять минут!»

— «Да вы уже десять минут говорите!» — вступила Юлина партнерша. Юля покосилась на режиссера.

— Стоп! Юля! Опять слезы в голосе! Нет, она сейчас весь мир заставит плясать под свою дудку! Полная уверенность! Грубее, жестче! Ты еще сегодня у нас поплачешь…

— Поплачу, с удовольствием, — щурилась Юля. Она знала, что все у нее сегодня получается, получится.