Голос ангельских труб

Наконец появилась красная «Хонда», неуклюже ткнулась в бордюр тротуара. Новое действующее лицо – маленькая, очень толстая женщина в бигудях, дубленке и красных атласных пижамных штанах выскочила из машины, путаясь в широченных штанинах. Была она в парчовых домашних туфлях без задников, светила голыми пятками.

К удивлению Шибаева, который наблюдал сцену из первого ряда партера, полицейский оказался русскоязычным.

– Доброе утро, – вежливо сказал он, прикладывая палец к козырьку. – Извините, что разбудили.

– Что случилось, Миш? – женщина схватилась за сердце. – Нас ограбили?

– Пока нет, – ответил русскоязычный коп. – Все спокойно. А есть что грабить? Наркотики? Спиртное? Деньги?

– Ага, щас! – ответила женщина саркастически. – Ни хрена. Не морочь мне голову. Как мама?

– Хорошо, спасибо, – вежливо ответил коп.

– И как всегда, я крайняя, – продолжала женщина. – Только заснула, приняла снотворное… я уже думала бог знает что, чуть умом не тронулась. Боюсь ночных звонков. – Она широко распахнула входную дверь, и оба скрылись внутри.

Второй коп в машине сидел неподвижно – Шибаев видел огонек его сигареты…

Он выждал минут десять после их отъезда и повторил все снова. По их действиям можно было проверять часы. Тетка в бигудях, похоже, даже не успела раздеться. Она вылетела из «Хонды» и заорала:

– Сколько можно? Ты бы, Мишка, проверил свою аппаратуру!

– Моя аппаратура в порядке, – ответил русскоязычный, нажимая на «моя». – А ваша, похоже, нет. Система старая, нужно менять. Сколько ей лет? Двадцать? Пятьдесят? Можно сдавать в музей.

– Ага, в музей, – отвечала тетка, возясь с замками. – Все такие грамотные… Тут же никого нет! Какого хрена она квакает?

– Мало ли что, – ответил коп. – Контакт отошел… короткое замыкание. Возможно, крыса или кошка. Система, откровенно говоря…

– Какая крыса? – перебила она, повернувшись возмущенно. – Какая, в задницу, крыса? Где она? Здесь только одна дурная крыса, которую можно таскать по ночам!

Полицейский не ответил. Тетка распахнула дверь и ринулась внутрь. Коп, не торопясь, последовал за ней.

Они постояли несколько минут на крыльце, негромко обсуждая обстановку. Потом подошли к машине. Миша приоткрыл дверцу, доложился. Женщина топталась рядом. Шибаев не слышал, о чем они говорили. Потом женщина запахнула дубленку и сказала раздраженно, кладя руку на рукав полицейского:

– Миша, выруби ее на хрен! Я позвоню девочкам, они выйдут на час раньше, к семи. Составь там акт, как полагается, в письменной форме со всеми печатями. Пусть шеф сам решает.

Шибаеву на миг показалось, что он не в Америке, а дома.

Старательно обходя крыльцо с видеокамерой над дверью, он подошел к знакомому окну, сунув руки поглубже в рукава, защищая разбитые пальцы, и рванул раму. Затрещав, она поехала вверх. Он снова скрылся за тумбой, выждав десять минут. Потом еще контрольные пять, на всякий случай.

Окно, как Шибаев и предполагал, оказалось в конце коридора. Фонарика у него не было. Слабый свет падал с улицы. Он сразу нашел кабинет доктора Горбаня, подергал на всякий случай ручку двери. Она была заперта. Джон Пайвен рассказывал ему о политике «открытых дверей» – все створки в кабинетах американских офисов распахнуты настежь. Все на виду так же, как и в домах без занавесок. Но, видимо, в поликлиниках политика «открытых дверей» не применяется. Во всяком случае, ночью. Хотя… днем, наверное, тоже. Не то заведение.

Шибаев пошел к регистратуре, где днем сидела девушка Рената. Здесь было темнее, чем в коридоре. Он постоял, привыкая к темноте. Он помнил, что над головой регистраторши висел стенд с ячейками под ключи. Он шагнул за стойку, зацепил кресло на колесах, которое, как живое, проворно отъехало в сторону. Он чертыхнулся и застыл, прислушиваясь. Потом нечаянно опрокинул керамический стакан с карандашами, и снова застыл. Не услышав ничего подозрительного, на ощупь собрал карандаши, сунул в стакан, который, к счастью, не разбился. Стал шарить в ячейках почти в полной темноте, ориентируясь лишь на собственную память. Сгреб четыре ключа, на всякий случай, и пошел обратно. В коридоре, к счастью, было светлее.

Он стал пробовать ключи. Подошел только четвертый – по закону подлости. Дверь распахнулась. На миг Шибаеву стало жарко от мысли, что его могут застукать. Он прислушался – ему показалось, что квакнула, срабатывая, сигнализация. Мгновенно взмокла спина. Он застыл, ловя сразу обострившимся слухом звуки с улицы. В висках тонко звенело от напряжения. Показалось…

Металлические офисные шкафы, к счастью, были не заперты. Воров здесь не опасались. Шибаев, наклоняясь под немыслимым углом, чтобы не заслонять уличного света, стал просматривать медицинские карты с фамилиями пациентов на обложке. Он прикинул, что, если девочке Ирины было пять около года назад, то родилась она, соответственно, шесть лет назад. И звали ее Виктория Яковлева. Горбань сказал, что такой пациентки у него не было, но веры его словам нет. Возможно, девочка Прахова. Виктория Прахова.