Голос ангельских труб

– Очень, – ответил он. А что было делать? – Я очень тебя люблю. Ты хороший человек, – повторил он. – Ты заслуживаешь… – Он запнулся, не представляя, что говорить дальше. – Ты встретишь своего человека, поверь мне. У тебя все впереди…

Шибаев был противен сам себе. Не умеет он вытирать сопли, как называет процесс утешения Алик Дрючин, великий магистр вытирания соплей и долгих утешительных бесед с дамским полом. «А что, жалко, что ли, – говорил циник Дрючин. – Ну, пожалеешь, погладишь по голове, поругаешь того типа, из-за которого трагедия, смотришь, а она уже готова, можно брать голыми руками!»

– Ладно, – сказала вдруг Лиля, словно итог подводила. Потерлась лицом о его плечо – вытерла слезы. – Пора так пора. Мы успеем поесть? Я приготовила обед.

– Успеем, – поспешно ответил Шибаев. – Конечно, успеем. Если ты меня не накормишь, я умру голодной смертью.

– Я не дам тебе умереть, – сказала она печально. – Хоть накормлю… на прощание.

Шибаев наворачивал борщ, мясо с картошкой, салат, хвалил, расспрашивал о Флориде и ночных купаниях. Лиля перестала плакать, но почти ничего не ела, только пила красное вино. Жесткие выгоревшие перышки торчали на макушке, что придавало ей сходство с птичкой. Она по-прежнему была в белых трусиках и розовой маечке с черным котом – не стала одеваться. Шибаев жевал, поглядывал на Лилю и думал, что он запомнит ее именно такой – в маечке, пьющей вино из бокала на длинной ножке.

– Во Флориде хорошо… – говорила Лиля. – У Милы бойфренд, наверное, они поженятся. Мы купались ночью, а мимо проплывал корабль, люди смеялись, музыка… – Голос ее дрогнул. – А потом за нами шла голодная чайка, а у нас ничего с собой не было. Там тепло, солнце. А здесь скоро зима, здесь плохо зимой, снег с дождем, ветер… Я, может, снова уеду к Милочке… – Лиля говорила, не глядя на Шибаева, скорее себе, чем ему, отпивая вино маленькими глотками. – Мы всю ночь сидели, разговаривали. Мила не хотела меня отпускать. И свеча горела в банке, и ночные бабочки – как будто танцевали вокруг огня…

– А работа? – спросил Шибаев.

– Милочка нашла мне работу. А я уехала. – Она не смотрела на Шибаева, слизывала слезы кончиком языка, стараясь не всхлипывать.

– Лилечка, – Шибаев сжал ее холодную руку. – У тебя все будет хорошо. Слышишь?

Она не ответила и по-прежнему не смотрела на него. Преувеличенно внимательно рассматривала что-то в своем бокале.

– Совсем забыл, я починил тебе раму, – сказал он фальшиво-бодро.

Она кивнула. И спросила:

– Можно я тебя провожу?

– Нет, – ответил он.

Она вдруг нырнула стремительно – прижалась щекой к его руке, лежащей на столе…

Глава 29. Возвращение на круги…

Был светел ты, взятый ею

И пивший ее отравы.
Ведь звезды были крупнее,
Ведь пахли иначе травы,
Осенние травы.

Анна Ахматова

Шибаев добрался домой к вечеру, в ранних осенних сумерках. Начинался дождь. Расплатившись с водителем, он едва успел вбежать в подъезд. Дождь словно именно этого и ждал – сразу же сорвался на ливень. Потоки воды ударяли в окно. Квартира казалась темной, скучной и маленькой. Он включил везде свет, открыл окна. Звуки дождя и резкий холодный воздух заполнили комнату. Забились крыльями занавески. Кухня была непривычно пуста и казалась нежилой – ни грязной посуды, ни всякой дряни по углам. Форточка покачивалась на сквозняке. На подоконнике спал Шпана. Шибаеву показалось, кот похудел и облез за время его отсутствия. И мелькнула мысль, что, возвращаясь даже после недолгой отлучки, видишь привычное чужими глазами.

Он подошел к окну, щелкнул Шпану по круглой голове. Тот открыл один янтарный глаз. Другой не раскрывался – мешала черная засохшая кровь. Последствия драки. Шибаев сказал: «Привет». Шпана шевельнул рваным ухом. У них установились простые мужские отношения – деловые, без соплей. Вопреки этим отношениям Шибаев погладил Шпану по спине. Ощутил острый хребет и впервые подумал, что кот немолод. Восемь лет – если перевести на человеческий возраст – примерно лет сорок пять, а то и больше. Солидный мужик, а шляется как пацан. Ни семьи, ни… А что, собственно, ему нужно? Есть пристанище, какая-никакая еда, хозяин, который не пристает, не вешает идиотских ошейников с колокольчиками, не мучает антиблошиными средствами, не давит авторитетом. Такого хозяина еще поискать.

И почудилась Шибаеву некая связь между ними – оба бобыли неприкаянные, в боевых шрамах, недоверчивые, подозрительные, взгляд исподлобья. Не приученные говорить много и красиво, как, например, дядя Алик Дрючин. Сначала стреляют, потом задают вопросы. У Шибаева и не могло быть другого кота. Только такой, по имени Шпана – рыжий, с разорванным ухом и подбитым глазом. А у Шпаны и не могло быть другого хозяина, только он, Шибаев. В боевых шрамах, с подбитым глазом.