Голос дьявола среди снегов и джунглей. Истоки древней религии

Сведения о правилах охоты на крупных зверей у десана помогают истолковать сообщения испанских авторов XVI века о периодических охотах-облавах у инков. В обычное время жителям государства инков разрешалось охотиться лишь на птиц. Кроме того, земледельцы имели право отгонять (но не убивать) оленей, если те травили посевы. Лишь раз в году Великий инка объявлял массовую охоту, в которой участвовало почти все население. Животных собирали в загоны, большую часть самцов отбирали на убой, самок с детенышами выпускали, при этом гуанако и особенно викуней, отличающихся хорошей шерстью, предварительно стригли.

Подобные охоты устраивались в Перу еще задолго до инков. Они изображены, например, на сосудах культуры мочика, относящихся к III–VII векам н. э. Судя по этим росписям, в охоте участвовали самые знатные персоны. Нет сомнений, что облавы устраивались лишь изредка и были возможны только потому, что в обычное время животных никто не смел убивать. Ведь в эпоху мочика долины перуанского побережья были заселены столь густо, что при отсутствии ограничений на охоту крупные животные давным-давно были бы истреблены. Большую часть года запрета охотиться на оленей придерживались и древние майя. В XVI веке это правило соблюдалось так строго, что в некоторых районах животные перестали бояться людей. Однако на изображениях сцены охоты встречаются, что, по-видимому, свидетельствует о периодическом снятии запрета. Правила, регулирующие охоту, существовали у муисков, а есть оленину считалось у них привилегией знати.

Испанцы, наблюдавшие подобные обычаи, склонялись к тому, чтобы приписать их введение мудрым правителям прошлого. Действительно, облавные охоты у инков являлись, вероятно, наиболее рациональным способом использования ресурсов дикой фауны. С оленями, викуньями и гуанако поступали фактически как с домашним скотом — им даже вели счет. Однако охотничьи правила никто не выдумывал, они сложились стихийно, соблюдать же их заставляли не столько приказы вождей, сколько религиозное обоснование, на которое опирались любые запреты. В частности, жители перуанского побережья, по-видимому, отправлялись за оленями накануне праздника очистки оросительных каналов. Индейцы, скорее всего, считали, что предки, посещавшие людей в эти дни, желали вкусить именно оленины, а не мяса домашних лам. Такой обычай сохранялся с тех пор, когда у перуанцев не было скотоводства и дикие олени являлись главным источником мясной пищи. Точно так же во время праздников воплощения предков у индейцев Северо-Западной Амазонии люди питались не маниоком и кукурузой, а известными с более давних времен плодами персиковой пальмы.

* * *

В первобытных религиозно-мифологических представлениях мы привыкли видеть лишь совокупность более или менее нелепых заблуждений, осложнявших и без того трудную жизнь наших предков. Правда, специалисты, занимающиеся исследованием религии и мифологии, обнаруживают в них не бессвязный набор противоречивых воззрений, а по-своему логичную и стройную систему. В ряде трудов первобытная мифология охарактеризована как «инструмент познания мира», «средство передачи от поколения к поколению традиций и опыта» и т. п. Но только в последние два десятилетия становится по-настоящему понятно практическое значение этого «инструмента» для человека. Мифология и первобытные обряды были не только оторванной от жизни областью умозрительных спекуляций, но и регулятором взаимоотношений со средой. Там, где первобытный человек не мог оценить далеких последствий своих поступков, где не было государственной власти, которая указывала бы всем членам общества, как им надлежит поступать, поведение людей подчинялось религиозным запретам и правилам. Полезные для общества правила вырабатывались стихийно, вероятно методом бесконечных «проб и ошибок». Совершенства от подобной системы ждать не приходится. Защищая коллектив от главных опасностей, угрожавших самому его существованию, она не могла учесть всех побочных эффектов, возникавших попутно. Рациональные в основе идеи подчас принимали причудливую, а то и уродливую форму.

Например, в XVI веке племена Северо-Западной Колумбии, жившие в бассейне реки Каука, вели между собой непрерывные войны. Вероятно, как и в случае с яноама, воинственность местных индейцев не была порождением их природной свирепости, а возникла под влиянием экономических условий. Каких именно — сейчас сказать трудно, так как обитатели долины Каука были почти поголовно истреблены в первые десятилетия испанского господства. Быть может, на этот вопрос в будущем ответит археология. Подобно бразильским тупинамба, индейцам Колумбии, скорее всего, казалось, будто они воюют, чтобы обеспечить богов жертвоприношениями. Возможно, например, что тела жертв или их отдельные части считались пищей солнца — такие верования были широко распространены от Колумбии до Мексики и зафиксированы, в частности, у ацтеков, муисков, уитото и коги.