Голос дороги

Грэм, двигаясь как деревянный, отодвинул стул для Гаты, Роджер поглядел на него и тоже отодвинул стул — для Илис. Княгиня позвонила и приказала появившейся служанке поставить на стол приборы еще для троих гостей. Пока девушка расставляла тарелки, кубки, раскладывала ножи и вилки, Грэм с тревогой поглядывал на Роджера, глубоко уверенный, что тот понятия не имеет, как пользоваться всем этим добром. Манеры его, как знал Грэм, оставляли желать лучшего. Роджер, впрочем, и бровью не повел, словно его эта проблема нисколько не волновала. Вполне могло быть, что он вообще не заметил всего этого множества столовых принадлежностей. Грэм отлично помнил, каким мучением стала для него первая трапеза в княжеском доме из-за острого ощущения собственной ущербности рядом с этими высокородными, изысканными людьми. Он даже не умел правильно пользоваться ножом и вилкой. Ныне он не испытывал ни малейшей неловкости, хотя именно теперь предпочел бы выказать свое невежество, просто так, в знак протеста. Как Роджер… который, впрочем, не очень-то ел и пил. Можно даже сказать, почти не ел и совсем не пил. Грэм, знавший его слабость к вину, немного удивился. Роджер вел себя так, словно был "при исполнении".

Но угнетали Грэма вовсе не странности поведения Роджера, и уж вовсе не собственные манеры, — или отсутствие таковых, — а атмосфера в комнате. Ужин проходил в гробовом молчании, за все время было сказано не более десятка слов, наподобие просьбы передать соль или хлеб. Молчала княгиня, храня невозмутимое выражение лица. Молчала Нинель, копируя поведение матери. Молчал Виктор, время от времени бросая на Грэма такие красноречивые взгляды, что тому немедленно захотелось дать ему по зубам, и только колоссальным усилием воли он себя сдерживал. Молчала насупившаяся Гата. Не раскрывала рта Илис, уткнувшая нос в тарелку. Грэм про себя помянул Безымянного и подумал, что пора, пожалуй, закругляться, не то у кого-нибудь не выдержат нервы. Аппетита у него не было абсолютно, — какой уж тут аппетит, когда смотрят так, словно с радостью увидели бы тебя на эшафоте.

Поймав взгляд Роджера, — какой это был взгляд! казалось, он с легкостью испепелит человека прямо на месте, столько в нем было неприкрытой ярости, и княгиню спасало лишь то, что ониксовые глаза Роджера ни разу не обратились в ее сторону, — Грэм чуть заметно кивнул. Роджер удивленно приподнял брови, и Грэм движением подбородка, — опять же, едва заметным, — указал на дверь. Роджер просветлел и локтем пихнул в бок Илис. Та вскинула на него непонимающий взгляд, между ними произошел обмен почти незаметными жестами; Грэм решил, что все всё поняли, и встал. Чудовищным нарушением этикета было подняться из-за стола раньше, чем глава семьи закончит трапезу, но Грэму в данный момент было глубоко плевать на этикет и на какие бы то ни было правила. Ему просто хотелось оказаться подальше отсюда. Княгиня посмотрела на него так, словно он на ее глазах сделал что-то жутко неприличное, Нинель даже приоткрыла от возмущения рот, а Виктор вытаращил глаза. Зато Гата улыбнулась такой лукавой улыбкой, что Илис могла заплакать от зависти, и тоже поднялась со своего места, одновременно с Роджером и Илис. Это был уже неприкрытый бунт.

— Благодарю за угощение, — сухо сказал Грэм, сдержанно поклонился и направился к двери.

Не оглядываясь и спиной чувствуя враждебные взгляды, он вышел из столовой и остановился в коридоре, поджидая остальных.

— Безумие какое-то, — заявила Илис, выскочившая следом. — Грэм, ты уверен, что нам сюда было нужно заезжать?..

— А ты-то что за демонстрацию протеста устроила? — Грэм повернулся к Гате. — Тебе еще жить и жить тут. Зачем обострять отношения?

— Уверяю тебя, дальше обострять уже нечего, — безмятежно сказала Гата. — У нас и так… война не на жизнь, а на смерть. Особенно с тех пор, как Нинель и Виктор приехали. А сейчас… Я не могла смотреть, как мама и сестра обращаются с тобой, как с каким-нибудь отребьем.

Грэм улыбнулся.

— Спасибо, но ты напрасно принимаешь все так близко к сердцу, сестренка. Мне наплевать, что и как они говорят и что думают…

— Правда? — влезла Илис. — Вид у тебя довольно кислый!

Она хотела добавить что-то еще, но Роджер дернул ее за шиворот, едва не вытряхнув из рубашки, и она осеклась. Грэм не ответил, только смерил ее холодным взглядом, понимая, однако, что она права. Вовсе не все равно ему было, его сильно задело пренебрежительное обращение; он чувствовал злость и унижение. Он пытался сохранять спокойное выражение лица, но после слов Илис понял, что не преуспел.

— Что я такого сказала?! — возмутилась Илис, рискуя быть встряхнутой еще раз, и поэтому на всякий случай отошла подальше от своего охранника. — Что ты руки распускаешь?!

Роджер шагнул к ней с явным намерением еще раз применить силу, но Грэм встал у него на пути.

— Хватит, — сказал он. — Еще и вы будете нервы трепать?..

Роджер ожог его таким страшным, ненавидящим взглядом, что Грэм даже отшатнулся, но в следующую секунду черные глаза потухли, и Роджер отступил.

— Извини, — сказал он на удивление кротко.