Куда бы деваться с корабля? с тоской подумал Грэм, встав на ноги и перегнувшись через борт. Влюбленные девицы, сумасшедшие побратимы, и все пытаются пнуть, ударить побольнее… В море, что ли, прыгнуть?
— Опять страдаешь? — раздался за спиной жизнерадостный голос Илис. Еще одна, подумал Грэм, не оборачиваясь. Косяком идут. — Роджи довел? Стукнул бы ты его разок для острастки… и мне бы польза была, а то надоел хуже горькой редьки. Ну, что, совсем загрустил?
Грэм только дернул плечом. Но от Илис так просто было не избавиться.
— Хочешь, порадую? — поинтересовалась она у спины Грэма. — Честное слово, тебе понравится.
— Ну, чего тебе? — не выдержал Грэм. — Говори быстрее.
— Там вообще-то земля на горизонте. Скоро будем в Обооре… или как его там? Варварское какое-то названье.
— Слава Эфферду! — выдохнул Грэм и обернулся к ней. — Неужели? Я уж думал, мы никогда не доплывем. Меня уже тошнит от моря, от кораблей… и от вас с Роджером.
— Вот и приноси после этого хорошие новости, — насупилась Илис. — Даже спасибо не скажет… И между прочим, ты не одинок, не надейся. Меня тоже от Роджера тошнит.
— Значит, будем мучиться вместе. Беги, дитя, порадуй и его тоже. Дай я хоть пару часов отдохну от вас ото всех.
Что ж, подумал он, когда Илис убежала, полдела сделано. До материка мы ее довезли. Ну, почти довезли. Только вот что дальше? Надо ее куда-то пристраивать, а куда? Не лишним будет спросить, какие у нее самой-то планы. А то ведь как получается: больше месяца они путешествуют вместе, и до сих пор ни Грэм, ни Роджер не удосужились побеседовать с Илис, поинтересоваться, сама-то она чего хочет, чем намеревается заняться… да вообще ни разу не поговорили по душам. Они так и не узнали, кто она и откуда, как она относится к своим магическим способностям, мешают ли они ей или нет. Нехорошо получилось… Илис, понятно, не начинает разговор первой, но они-то с Роджером могли бы и спросить. А то тащат ее, как груз, не интересуясь ее мнением.
А теперь нужно думать еще и о Марьяне. Грэм сомневался, что, ступив на берег, она попрощается с ними и пойдет своей дорогой. Ведь на материке у нее нет ни одного знакомого! Не может же она уйти в неизвестность. Да Грэм ее и не отпустил бы…
Неожиданно его мысли обратились к поместью, которое должно было перейти к нему по завещанию шесть лет назад. Он ездил туда однажды с отцом. Это было тихое, спокойное место, до ближайшего города — полдня пути верхом. Вот где Илис могла бы пожить, ничего не опасаясь, хотя бы некоторое время. И знакомых в Наи много, можно попросить кого-нибудь присмотреть за ней. Будет жить как деревенская аристократка, лениво и размеренно… а Роджер останется при ней в качестве охранника.
Грэм представил себе это неторопливое, спокойное существование, и ему нестерпимо захотелось самому пожить так хотя бы пару недель. Выспаться, отдохнуть. А ведь ничего неосуществимого нет, подумал он с воодушевлением. Завещание князя никто не отменял, и ныне Грэму принадлежало не только малое поместье, а вообще все княжеское имущество. Полное наследство ему даром было не нужно, но вот небольшой дом… свой дом… Эта неожиданная идея нравилась ему все больше и больше. Загоревшись ею, он решил обсудить ее со спутниками, как только представится возможность.
6
Связь Грэма с реальностью понемногу стала восстанавливаться уже после суда, на корабле, который вез его в Самистр. Медленно, очень медленно он начинал соображать, в какой переплет попал.
Даже десять лет каторжных работ в Самистре означали, в сущности, отсроченную смертную казнь. Мало кому удавалось выйти из каменоломен на своих ногах хотя бы через пять лет. Освободившиеся становились калеками. Смертность на многочисленных рудниках и каменоломнях Самистра была очень высокой, но и рабочей силы поставлялось с избытком. Сюда ссылали особо опасных преступников со всех королевств. Здесь они и умирали лет через пять-шесть.
Грэм осознал, что, вероятнее всего, до двадцати пяти лет не доживет, а вообще-то большой удачей будет дожить и до двадцати. Но пока еще он не испугался. Он был слишком придавлен горем и отчаянием, и никакие чувства не могли сквозь них пробиться. Слишком свежи были воспоминания о гибели отца. Он еще даже не понял, что за смерть князя осудили именно его.