Голос Древних

Даже хистеройка проснулась, в отличном расположении духа и розовом цвете в мелкую солнечную крапинку. Она выёрзалась из-под свитера наружу, защекотав несчастную шею Фокса, и бесцеремонно влезла детективу на голову, устроившись в вихрах, как в гнезде, вальяжно развалилась так, что края торчали в обе стороны.

— Человек, а почему твоя статуя без меня? — обиделась она. — Эй, там, Древние, добавьте Уулечку!

— У тебя новая шляпа, — улыбнулась Ана, на мгновение забыв, что они… в ссоре? вражде? в тупике?

— Мне идёт? — спросил Одиссей.

Над статуями-весами вспыхнуло четыре символа, и все уставились на них, пытаясь ухватить суть игры.

— Первое точно «Ставка», — сказала Ана. — Нужно что-то положить на весы, и это будет твоя ставка. А окантовка, я где-то её видела…

— Раскрытая функция с неравными всплесками, — ответила Афина. — В волновой геометрии означает всевозможность.

— То есть, ставкой в этом испытании может стать всё, что угодно? — подсказал Свийс, пряча зависть перед теми, кто остался в игре. — В каком смысле: любая вещь или вообще всё?

— Нельзя поставить то, чего не имеешь, — бесстрастно сказал Одиссей.

— Второй символ — выбор соперника и снова ставка, — продолжала Ана. — Хм, ставка… против кого-то из игроков?

— А третий? — осведомился Охотек. — Раз уж вы всем подсказываете.

Афина задумалась; сам олигарх молчал, надув губы и не собираясь делиться мыслями; Геометрис неразборчиво пророкотал, повернул сломанное кольцо и перестроил блоки.

— Думаю, третий символ показывает равновесие, которое нужно восстановить, — задумчиво сообщила Афина.

— Сначала делаешь ставку, потом атакуешь другого игрока. И чтобы победить его, ты должен перевесить его ставку своей? — предположила Ана.

Она была не совсем права, и это «не совсем» могло стать разницей между жизнью и смертью. Одиссей нахмурился, пытаясь понять, как рассказать важное Ане с Афиной и ничего не открыть соперникам? Призрачный лик богини смотрел на него со спокойным интересом. Ну разумеется: она читает его микро-мимику так же легко, как биение сердца и всплески химических реакций. Хорошо и удобно быть техно-богом в окружении менее развитых существ. Афина заметила реакции Фокса и поняла, что он хочет что-то сказать.

Детектив отвернулся от Охотека, чтобы какое-нибудь хитрое устройство или умный ИИ в распоряжении квинтиллиардера не прочли его послание по губам, и беззвучно прошептал одну фразу. Афина посмотрела на человека с благодарностью и смежила веки, как будто сделала ему дружеский поклон. Но они с этой женщиной были вовсе не друзья.

Их многое разделяло: соперничество в великой Игре, старая вражда родов и нынешняя предназначенность Афины для огромной власти — при нежелании Фокса иметь с властью ничего общего. Но всего сутки назад эта женщина отдалась ему и призналась в любви. А любовь выше законов и правил, она правило и закон сама в себе, с ней нельзя не считаться. Одиссей уже видел, как ненависть или любовь одного человека к другому меняет судьбы отдельных миров и целых звёздных империй. А ещё он помнил, какой Афина была в его руках, такое нельзя подделать. Он не мог относиться к ней, как к чужой — хотел он этого или нет, Афина стала своей. Человек без апгрейдов был старомоден, и для него близость значила больше, чем просто мимолётный жест. Куда больше.

Так и получалось, что Фокс влюблён в Ану, но уже не может равнодушно относиться к её старшей версии, с которой они разделили не просто наслаждение и страсть — а единение, пусть и краткое, но ярчайшее в его жизни за много лет. И единственное за короткую жизнь Афины.

В общем, ситуация с девушкой и богиней была запутаннее, чем щупальца Схазмы. Зато на её фоне новое испытание Древних казалось умеренно-простым. Впрочем, именно четвёртый символ был довольно сложен: он вмещал усреднённое веретенообразное тело, четыре маленьких круга слева внизу, выстроенных в диагональ, и четыре справа: два самых верхних были синие и целые, а два нижних расколоты и серы.

— Ну тут очевидно! — рассмотрев изображение, пшикнул Свийс. — У чьей статуи правая ладонь, то есть, чаша, по итогам испытания выше будет, те и пройдут в финал. А двое недотянувших отправятся в бездну.

— Начнём.

Охотек деловито встал напротив себя, его статуя была слегка крупнее оригинала, но даже так не могла сравниться с ним по представительности и жадности. Одутловатые щёки настороженно дулись, и Фокс отметил, что олигарх снова крутит в руках брелок-цветок цедаров. Тот самый, что позволял ненадолго выйти из реальности в небытие, чтобы избежать любой угрозы.

Когда все четверо встали напротив своих статуй, над левой чашей каждого возник сияющий синий вопрос. Одиссей не раздумывал, в его владении было только две по-настоящему важных сущности, и сейчас следовало поставить ту, что менее ценна. Он накрыл чашу ладонью, зажмурился и загадал, что ставит на кон, так как не мог физически водрузить это на весы. Тело пронзило странное ощущение падения и пустоты, он пошатнулся и сдавленно выдохнул, но кроме Афины этого никто не заметил — для каждого был слишком важен собственный шаг.