Голос и феномен

В таком случае ощутимое и неощутимое следа мыслимы без противоречия, по меньшей мере без придания ему какого-либо существенного значения. «Ранний след» различия погрузился в невидимость безвозвратно, и однако сама его потеря обрела приют, наблюдаема, задержана. В тексте. В форме присутствия. Свойства. Которое само есть лишь эффект письма.

После того как он высказал стирание раннего следа, Хайдеггер может, стало быть, — в противоречии без противоречия — записывать [consigner], скреплять подписью [contresigner] вмуровывание следа. Немного далее: «Отличие бытия от сущего, тем не менее, в состоянии прийти в опыт в качестве забытого, только если оно уже раскрыло себя с присутствием присутствующего (mit dem Anwesen des Anwesenden) и таким образом вмуровало себя в след (so eine Spur geprägt hat), который остается сохраняемым (gewahrt bleibt) в языке, в котором совершается бытие»^[111].

Еще дальше, продумывая tokhreân Анаксимандра, переводимый здесь как Brauch (поддержание), Хайдеггер пишет следующее:

«Располагающее согласие и почтительность (Fug und Ruch verfügend), поддержание освобождает присутствующее (Anwesend) в его пребывание и каждый раз оставляет его свободным для его пребывания. Но тем самым присутствующее также ставится и под постоянную угрозу затвердеть в настойчивости (in das blosze Beharren verhärtet) исходя из своей пребывающей продолжительности. Таким образом, поддержание (Brauch) остается заодно в себе самом де-охватыванием (Aushändigung: де-снабжением) присутствия (des Anwesens) в рассогласованном (в рассоединенности) (in den Un-fug). Поддержание присоединяет рас- (Der Brauch fügt das Un-)»^[112].

И именно в момент, когда Хайдеггер распознает поддержание как след, и должен возникнуть вопрос: можно ли и до какого места можно мыслить этот след и рас- различения в качестве Wesen des Seins^[113]? Не отсылает ли нас рас- различения по ту сторону истории бытия, также по ту сторону нашего языка и всего того, что в состоянии в нем именоваться? Не призывает ли оно, в языке бытия, трансформацию — неизбежно неистовую — этого языка языком совершенно другим?

Уточняем этот вопрос. И, чтобы изгнать отсюда «след» (а кто полагал, что мы когда-либо преследовали скорее нечто, нежели обнаруживающиеся следы?), читаем еще и этот пассаж:

«Перевод tokhreôn через «поддержание» (Brauch) проистекает не из этимологико-лексических соображений. Выбор слова «поддержание» идет от предварительного nepe-вода (Uber-setzen) мысли, которая пытается мыслить различие в развертывании бытия (im Wesen des Seins), к историчному началу забвения бытия. Слово «поддержание» продиктовано мысли в восприятии (Erfahrung) забвения бытия. Отсюда то, что остается собственно для осмысления в слове «поддержание», tokhreôn именует в сущности следом (Spur), следом, тотчас исчезающим (alsbald verschwindet) в истории бытия, которая историко-всемирно [historico-mondialement] развертывается как западная метафизика»^[114].