Читаем Прекрасное и истина полностью

Прекрасное и истина

Основу настоящего издания составили две книги Алена (псевдоним Эмиля Шартье – Emile Chartier, 1868–1951), широко известного во Франции мыслителя, писателя и педагога. Первая из них, «Краткий курс для слепых. Портреты и доктрины древних и современных философов», – это собрание кратких (в основном) эссе, посвященных выдающимся философам и философским школам (начиная от античных и завершая О. Контом, чье учение рассматривается гораздо подробнее, чем остальные) и представляющих собой изящные, оригинальные, но не более чем эскизные наброски к портретам крупнейших западноевропейских мыслителей. Преимущественное внимание автор уделяет не фактологии и даже не анализу отдельных концепций, а передаче интеллектуального впечатления, полученного им в результате осмысления последних. Название книги двусмысленно (даже несмотря на то что в своем первом издании она действительно была набрана шрифтом Брайля), поскольку позволяет предположить, что (еще одним) адресатом ее являются читатели, не обладающие достаточно острым «философским зрением» и не сумевшие в представленных в авторском обзоре философских учениях разглядеть некоторые нюансы, которые были подмечены французским интеллектуалом. Вторая книга, «Рассуждения об эстетике», представляет собой сборник исключительно своеобычных, стилистически тонких, насыщенных метафорами и метафорическими образами (нередко с трудом поддающимися истолкованию) эссе-размышлений, принадлежащих к «изобретенному» автором на рубеже XIX–XX веков жанру «propos» и написанных на самые различные и отнюдь не всегда в буквальном смысле слова эстетические темы. В книгу также включены статьи, посвященные Алену и его творчеству, а его тексты снабжены подробными комментариями.

(Эмиль Шартье) Ален

Публицистика18+

Ален (Эмиль Шартье)Прекрасное и истина

Жизнь и мнения Эмиля-Огюста Шартье, философа

«Человеческий парадокс состоит в том, что уже все сказано – и ничего не понято».

«В старинных книгах важнее для нас оказывается не то, что там сказано, а те акценты, которые мы сами расставляем»[1].

Ален

Личность в культуре и превратности ее оценки

В каждой национальной культуре мы можем легко обнаружить некие, условно говоря, интравертные формы, процессы, фигуры. И хотя обращение к ним и знакомство с ними в любом случае открывает новые горизонты, предоставляет возможность проникнуть в доселе неведомый мир и попытаться разгадать его тайны, чаще всего они, эти самые формы, процессы, фигуры, а также многое, что глубинно с ними связано, просто не может быть понято, прочувствовано, адекватно оценено представителями иных культур – в силу своей содержательной, смысловой, интеллектуальной труднодоступности (или даже практической недоступности) для последних.

Сказанное может быть отнесено и к какой-либо национальной культуре в целом, и к культуре хронологически конкретной, т. е. ограниченной более или менее четкими временными рамками, и к культуре «узкоспециализированной», чьи созидание и адекватное восприятие основываются на совершенном владении ее специфическим языком, что предполагает обладание соответствующими профессиональными навыками и знаниями (это, естественно, в значительной степени сужает круг достойных ее потребителей), и к творчеству выдающегося художника или мыслителя, и к ним самим как историческим персонажам, и даже к отдельному артефакту. Во всех перечисленных случаях совсем не обязательно имеются в виду какие-то экзотические и/или эзотерические формы и способы выражения национального, исторического, индивидуального и любого иного духа, но «всего лишь» вполне, на первый взгляд, ординарные явления культуры (если, правда, последние могут быть ординарными в принципе).

В поисках объяснения сказанного нетрудно предположить (не абсолютизируя, тем не менее, данную мысль), что чем более конкретны и специфичны (хотя бы в каком-то смысле) те разнообразные средства, которые способствовали возникновению некоего артефакта, относящегося к той или иной национальной, исторической, профессиональной либо любой иной «оригинальной» культуре, тем менее легким оказывается проникновение в его тайны как для любознательного, но инокультурального

Перейти на страницу: