Все это, может быть, мелочи. А не мелочи? К примеру, следующее: отсутствие электричества и радио в деревнях, даже бедных, кажется людям каким-то анахронизмом. Электричество и радио, книга и газета прочно вошли в быт деревни – это не выдержка из доклада на торжественном собрании, это сама действительность.
«Я вам найду двадцать возов отрицательного! Найдите мне хорошее…» Ну конечно, хорошее пока найти трудно, если не ищешь его в людях.
За три дня, проведенные в Шугозере, я немного присмотрелся к работникам райкома комсомола.
Ганибалова я почти не видел. Он все сидел в своем кабинете, а когда выходил и обращался к Шарковкину, был безукоризненно вежлив и во всем с ним соглашался. Чаще я встречал Ганибалова по вечерам в парке. В сопровождении матери-старушки и жены он, такой же чопорный, прохаживался по тихим закоулкам парка.
Шарковкин был попроще. Казалось, работа кипела в его руках. Он все звонил и звонил: «Готовьтесь к севоуборочной! Каждому комсомольцу обязанности определите! Обяжите участвовать школьников. Организуйте их на оказание помощи колхозу».
Мне вспомнилось, что в первом разговоре со мной он сказал: «До “Знамени коммунизма” десять километров по дороге. Если идти по тропке, где я хожу, шесть километров». На отчетные собрания в Григино приезжает также не Ганибалов, а именно он, Шарковкин.
Но вот в райком пришла девушка.
– Я новый работник газеты, – отрекомендовалась она и тотчас пошла в атаку на Шарковкина: – Плохо работаете! Молодежь поселка о вас ничего не знает! Сидите за канцелярскими столами, не видно вас и не слышно.
– Мы в основном обращаем внимание на периферию, потому что у нас аппарат маленький, всего пять человек.
– Аппарат у вас не маленький! Или у вас нет местных руководителей? В колхозах, в школах. Умейте руководить ими! А как вы на периферии работаете, я еще посмотрю, съезжу! Скучно здесь молодежи – и по вашей вине!
– Вот вы нам и помогайте. Мы не можем разрываться на части!
– Кстати, в райцентр приехал массовик, – сообщила журналистка. – Уже два дня здесь, и пока ей нечем заняться. А это же ценный работник!
– Вот видите! – парировал Шарковкин. – Два дня она живет здесь, а мы не знаем. Нас не информируют. Что, у меня особый нюх, что ли?
– Надо среди молодежи чаще бывать, хотя бы в том же клубе. Тогда будете в курсе!
Действительно, райком, в сущности, не работал, а лишь изображал работу. Нельзя же назвать работой телефонные указания! Что до конкретного дела, то чего уж проще провести лекцию, но и ту не смогли организовать за целых три дня.
Шарковкин, конечно, пытается хоть как-то руководить районным комсомолом, изредка даже «выходит в народ», и все-таки, подумалось мне, это – лишь видимость деятельности. А Ганибалов – так тот и созданием видимости работы себя не утруждает. Возможно, «сослан» сюда обкомом комсомола – больно уж мало похож он на местных жителей.
Напоследок я еще раз убедился в райкомовской бестолковости. Шарковкин предложил мне прочитать лекцию в колхозе, находившемся на пути к железнодорожной станции. Колхозный клуб, сказал он, находится в деревне Михалево. Я доехал до Михалева на автобусе. Однако оказалось, что клуб совсем в другой деревне, в Огонькове, которая на пять километров дальше. Делать нечего – пришлось оттопать эти несчастные километры.
Огоньково – одна из семи деревень колхоза «Путь Ильича». Она побольше и с виду подобротнее, чем Григино, и уж ни в какое сравнение не идет с «Разгаром». Там крыши у большинства домов были соломенные, здесь крыты дранкой.
Сельсовет и правление колхоза – в разных избах, причем изба, где разместился сельсовет, совершенно новенькая.
Хорош клуб. Тоже новый, достраивается. В нем неплохая библиотека. Из развлечений – танцы под баян (в роли баяниста выступает заведующий клубом), а также религиозные праздники. В каждой деревне свой религиозный праздник.
У колхоза есть грузовая машина с гаражом. В числе достопримечательностей – чайная. Но это больше объясняется не потребностями самой деревни, а тем, что она расположена на сравнительно оживленной трассе между Шугозером и Тихвином.
В пятнадцати километрах в соседней деревне живет много рабочих. Квартируют у местных жителей. Хотя кое-кто начал и сам застраиваться. Вот у рабочих религиозных праздников нет, у них – 1 мая, 7 ноября.
Судя по разговорам, принадлежность к колхозу всех тяготит. Будь возможность, вышли бы из него. Трудодень, например, стоит 30 копеек. Да и то не платят, ибо денег в колхозной кассе нет ни копейки, как и в Григине.
Хотя до войны в колхозе жили хорошо. Теперь же людей не хватает. Мужиков побило на войне, молодые ребята, уйдя в армию, не возвращаются. В колхозе на семь деревень – 70 человек, преимущественно женщины, включая старух. Хорошо еще, что МТС помогает.
Да я и собственными глазами видел, как на всем пространстве огромного поля работали пять женщин и трактор.
Собирать урожай помогают ленинградские шефы и солдаты.