Голос крови

— Вот! — Она достала из кармана потрепанную на углах книжицу в светлой обложке.— Решила занести... Это вам.

Мои пальцы поймали тыльную сторону ее небольшой ладони.

—У меня дежурство сегодня,— неуверенно объяснила Машутка.

Я потянул ее за руку, и она послушно присела на краешек кровати, почти в то самое место, где минуту назад сидела призрачная Надин. Присела и напряженно уставилась в пол. Ладошки, сложенные лодочкой, девушка зажала между коленей, словно прилежная ученица. Я коснулся ладонью ее волос. Она едва заметно вздрогнула, но не отстранилась. Я видел, как наливаются пунцовым ее щеки. Осторожно, боясь вспугнуть, разрушить хрупкое доверие, я начал ласкать ее шею. Она не возражала, замерла пугливой зверушкой, готовой внимать любой ласке. Кончики моих пальцев скользили по теплой бархатной коже, по гибким хрящикам нежного детского ушка, вниз, к беззащитному манящему изгибу, туда, где пульсирует жилка на покорной сливочно-матовой шее. Нестерпимо и сладко зазудели десны. Во рту разлился знакомый чуть солоноватый привкус. Я, как ныряльщик на берегу потока, готовился броситься в густые багряные струи восторга. Не было ни страха, ни сомнения, только где-то глубоко внутри шевелился крохотный предательский червячок. Черт! Я слишком долго был взведенной стальной пружиной. Я слишком давно предвкушал этот момент, ждал его, вожделел. Это походило на чудовищной силы эрекцию, только эректирован был я весь, каждая клеточка моего тела. Всего одно движение! Один укус! Ну! Смелее! Чуть-чуть поверни головку. Господи, какие красивые глаза! Огромные, серо-лучистые, глубокие, в них кет страха, нет похоти, лишь всеобъемлющее, всепоглощающее понимание. Черт! Черт!!! Не могу.

Я резко отстранился. Машуткины чудесные глазищи испуганно мигнули.

— Спасибо, Машенька.— Я ловко вытащил книжку из ее ослабевших пальцев.— Только в изолятор по ночам ходить вот так, запросто, больше не надо. Хорошо?

Постепенно возвращаясь к реальности, Машутка смотрела на меня со смесью ужаса и восторга.

— Тогда я, наверное, пойду? — сказала она шепотом.

Я кивнул и до хруста сжал челюсти. Она поднялась и неуверенно пошла к двери. Я отвернулся.

Лязгнула, закрываясь, дверь. Ключ четырежды провернулся в обратном направлении. — Сэ дьябло! — Пряно посреди палаты возникла взлохмаченная Надин. Глаза ее были вытаращены, что в сочетании с засохшей вокруг рта кровью производило жуткое впечатление. — Ты!.. Ты!.. Каверин, ты совсем спятил? — шепотом заорала Надин, упирая в бока жесткие кулачки.— Ты совсем с ума сошел, интеллигент хренов?! Зачем ты ее отпустил?

Я задумчиво молчал, оперев подбородок на сплетенные в замок пальцы. Что я мог ей сказать?

— Что это за фокусы?! — шипела Надин, казалось, она готова меня в куски разодрать.— Ты думаешь, я все это для развлечения своего проделала?!

Я молчал, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Идиот! Ты хочешь стать лабораторной крысой? Ты хочешь жить здесь всю оставшуюся вечность? Имей в виду, я и пальцем больше не шевельну! С меня хватит! Я сделаю себе визу и уеду в Карпаты к Жаклин, в Брашов, к черту на кулички! Выпутывайся, как хочешь! — Надин осеклась и отступила на шаг,— Бон сан,— пробормотала она, отступая еще на шаг.— Что происходит?

Я глупо улыбался.

Надин подскочила ко мне вплотную, нагнулась, принюхиваясь, протянула ладонь к моему лицу, будто, забывшись, хотела его потрогать, потом отдернула руку и, не спуская с меня глаз, двинулась по периметру комнаты. Совершив полный круг, она села на пол и уставилась на меня, как на экспонат кунсткамеры.

— Ты... Ты больше не охотник, Анри... Ты «донор»,— проговорила Надин, то ли обличая, то ли спрашивая,— Ты только что стал «мясом». Или я не в своем уме?

— Ты знаешь,— сказал я блаженно,— я совсем не чувствую голода.

— Ты сыт? — недоверчиво спросила Надин.

— Нет, я не сыт, но и крови я не хочу… ни капельки. Это как...— я затруднился,— почти как было раньше, до того, как ты меня укусила. Надин, кажется, я снова стал прежний.

Надин ошарашено покрутила головой.

— А я думала, это все легенды,— пробормотала она после минутной паузы.

— Какие легенды?

— Другого объяснения у меня нет.— Надин развела руками.— Носферату не может любить. Любовь — удел людишек, им нечего терять, у них нет вечности. Любовь — это всегда жертва, а мы привыкли принимать жертвы, но не приносить. Помнишь наш ужин при свечах, когда я привела эту... Танечку... или Тонечку?.. Я говорила тебе, что вампир, познавший чистую любовь, изгоняется из клана и становится обычным, становится человеком, Анри.

— Помню. Я думал, ты просто пересказала мне вампирскую байку.

— Выходит, что нет. Мы помолчали.