Голос крови

Исходящий от крестика свет стал ярче. Шея освободилась. За спиной колдунья резко выкрикивала какие-то жуткие слова. Не оглядываясь, Павел прямо на четвереньках бросился к выходу. В коридоре он поднялся на ноги и помчался вниз по лестнице, а «скульптуры» хватали его за руки и ноги, клацали зубами возле лица и шеи. В призрачном серебряном свете было видно, что это — движимые колдовством, расчлененные и заново собранные трупы. Лишь много позже Павел смог осознать, где ему доводилось видеть подобное: по телевизору однажды показывали работы некоего «Доктора Смерть».

Без конца повторяя слова молитвы — одни и те же, какие знал,— Павел прорвался. У выхода он нашарил на вешалке пальто, накинул его прямо на голое тело и выскочил из зловещего дома. На улице кружил первый снег.

Если бы по улице Московской в те минуты шли люди, то они могли бы видеть, как от одного из домов на темной стороне метнулся босой человек в черном пальто. Сверкая голыми ногами, он перебежал проезжую часть и прислонился к фонарному столбу. Он долго стоял так, в круге яркого электрического света, время от времени вздрагивая всем телом. По лицу его ручьями текли слезы.

* * *

Прошло десять дней. Первый снег, покрывший в ту ночь землю мягким белоснежным одеялом, растаял. Павел Юрьевич Федосеев вернулся к работе. В шумных ученицах с неизменными телефонами, наушниками и жвачкой он теперь видел жизнерадостных молодых девушек, и они даже стали ему немного симпатичны. А однажды, ближе к вечеру, он проводил урок в той самой группе. Ну, вы догадались — в той, где училась Мэри...

В конце урока Павел сказал ей:

— Мэри, задержись на минутку.

Когда они остались одни, историк спросил:

— Хочешь, я познакомлю тебя с настоящим вампиром?

— Ой-ой-ой, с вампиром. Их же не существует.

— Ну-у, если ты боишься...

— Да ничего я не боюсь! — перебила девушка и с улыбкой добавила: — С тобой, Пашенька, хоть к черту на рога.

— Вот и отлично. Давай встретимся завтра в десять утра у входа в колледж. Смотри только, крест не снимай. И... э-э... впрочем, ладно. Осиновые колы я приготовлю, конечно, сам...

...Вот такая прошлой осенью у нас в Вознесенске приключилась история, хотите верьте, хотите нет.

Да, многие спрашивают, почему девушку зовут Мэри, не-русская, что ль? В самом-то деле она Маша, только представляться любит этак вот: «Мэ-эри».

TAUANA

ЖИВАЯ ВОДА

Полночь. Огни над танцполом уже слепят ее глаза. Шум музыки и голоса посетителей сливаются в один сплошной невыносимый звук. Ноги отказываются танцевать, а тело молит об одном — покинуть это царство хаоса и окунуться в тепло и уют собственной спальни.

Ольга прощается с друзьями и перед выходом спешит в дамскую комнату. По дороге ей постоянно попадаются целующиеся парочки, и даже в уборной не удается избежать подобных сцен. Едва она закрывается в кабинке, как по соседству раздается неоднозначное ерзание с параллельной звуковой трансляцией поцелуев.

— Дома нельзя этим заниматься? — рассерженно спрашивает она.

Ей отвечает громкий стон, почти крик — и серия ударов о стенку туалета.

— Чтоб вас! — ругается она, понимая, что так у нее ничего не выйдет.

Тем временем в соседней кабинке притихают, и вскоре раздается характерный скрип двери и звук удаляющихся шагов.

— С облегчением! — язвительно кидает она вдогонку неизвестным и неторопливо покидает свою кабинку.

Намылив руки, Ольга бросает рассеянный взгляд в зеркало и испуганно замирает...

Позади своего отражения за распахнутой дверью кабинки она видит неподвижное тело.

* * *

Девушка полулежит поверх унитаза и не подает признаков жизни. С замирающим сердцем Ольга подходит к ней и неуверенно касается ее плеча.

Тело вздрагивает, и женщина испуганно отшатывается, встречая взгляд резко распахнувшихся глаз.

Вид у девушки странный, непонимающий, а взор — шальной, как от дурмана.

— Где я?

— В туалете.

— А как я тут оказалась?

— Откуда мне знать?

Ольга облегченно вздыхает, но руки еще дрожат. Покинув кабинку, она идет к умывальнику освежиться.

— Ничего не понимаю. Мы танцевали...

Девушка замолкает, но вскоре раздается звук ее неуверенных шагов:

— Голова словно пьяная...

— Почему «словно»? — язвит Ольга.

— У меня неприятие алкоголя. Я даже пиво не пью...

— Святая невинность! — вытирая руки, усмехается женщина.

— Ничего не помню,— всхлипывая, шепчет девушка.

Ольга присматривается. Вид у незнакомки не разгульный. Она не дешевка и не продажная. Глаза честные, улыбка смущенная, одежда приличная. Кто-то измял ее, одурманенную, в кабинке туалета: неудивительно, что теперь она испугана и растеряна.

В сердце закрадывается непрошеная жалость.

— Может, тебя опоили? — вслух предполагает Ольга.

Девушка заинтересованно оборачивается в ее сторону, и Ольга повторно замирает. Она смотрит на отражение девушки: на ее шее отчетливо виден небольшой кровавый след...

***

— Ты точно не помнишь, как его зовут? — настойчиво спрашивает Ольга.

Девушка крутит головой из стороны в сторону. Она не помнит.

— А как выглядит, рост, цвет глаз, что угодно?

— Ничего. Сплошное размытое пятно. Помню его голос, такой сладкий, чарующий...