Все это проносится в голове Шефа в единый миг, пока его водитель сержант Санчес тормозит служебный «Кадиллак эскаладу» перед зданием мэрии. Мэрия Майами – до странности небольшое белое здание, одиноко стоящее на прямоугольнике бывшей свалки площадью в пол-акра, вдающемся в воды Бискейна. «Эскалада» при этом – здоровенный громила, черный, с тонированными стеклами и без единого указания на то, что это полицейская машина… если не считать низкой поперечной балки наверху, усаженной прожекторами и мигалками, да лампочки размером с монету на приборном щитке, испускающей зловещие рентгеновски-синие лучи. Едва они останавливаются, Шеф проворно спрыгивает с переднего пассажирского сиденья… с переднего, рядом с водителем. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы люди думали, будто он – старый хрыч, которого нужно возить. Как и многим мужчинам в середине пятого десятка, ему хочется выглядеть молодым, спортивным, сильным… И вот он спрыгивает, воображая себя львом, или тигром, или леопардом… в общем, олицетворением грациозной мощи. Какое зрелище! В любом случае он уверен, что зрелище – высший класс… ведь спросить кого-нибудь вряд ли получится, верно? На нем темно-синие, военного кроя рубашка, галстук и брюки, черные туфли и темные солнечные очки на пол-лица. Без пиджака: ведь это Майами, десять утра, сентябрь, космическая синяя лампа висит высоко в небе, и на улице уже плюс восемьдесят восемь по Фаренгейту. Шею, которая, как он полагает, кажется людям толстой, как древесный ствол, обрамляет… с двух сторон по четыре золотых звезды на синем форменном воротнике… созвездие из восьми светил общим счетом… а над этим озвёзженным древесным стволом Шефово… темное лицо. Шесть футов четыре дюйма ростом, двести тридцать фунтов весом, с широченными плечами и несомненный афроамериканец… и начальник полицейского управления.
Да-да, как же пялятся на него входящие и выходящие из мэрии – и ему это по сердцу! «Эскалада» стоит на кольце прямо напротив входа в здание. Шеф ступает на тротуар. Секунду медлит. Он сгибает руки и, выставив локти в стороны, с глубоким вдохом отводит плечи, сколько может, назад. Как будто потяаааагивается после тесной машины. На самом деле он расправляет грудь, чтобы как можно мощнее бугрилась. Он готов биться об заклад, что так выглядит в два раза здоровее… но, конечно, спросить кого-нибудь об этом вряд ли получится, так ведь…
Он еще не закончил потягиваться и охорашиваться, как…
– Привет, Шеф!
Совсем молодой парень, совершенно явный пожизненный чиновник… светлокожий, видимо кубинец… выходя из здания, почтительно улыбается Шефу и уважительно салютует рукой, бросая ладонь от виска как бы в незаконченном воинском приветствии. Встречал ли Шеф этого парнишку прежде? Не работал ли он в Отделе… как его там? Но кто бы он ни был, он оказывает почтение… Шеф одаривает его царственной улыбкой и отвечает:
– Привет, босс!
Едва Шеф успевает вернуть плечи в нормальное положение, мимо спешит парочка средних лет – направляются в мэрию. С виду тоже кубинцы. Мужчина поворачивает голову и кричит:
– Как дела, Шеф?
Почтение. Шеф одаривает прохожего царственной улыбкой и удостаивает своим: «Привет, босс».
Затем быстро одно за другим новое «Привет, Шеф!» и «Как поживаете, Шеф?», потом «Привет, Сай!» – сокращенно от Сайрус, как его зовут по имени, – и «Задай им, Сай!», а он еще даже не дошел до дверей. Горожанам, кажется, в радость выражать ему почтение приветствиями, рифмующимися с «Сай». Фамилия Шефа, Букер, уже превыше их поэтических талантов, что, на его взгляд, даже хорошо. Иначе все обращения, которые он услышит, будут насмешкой или расовым, если не личным, оскорблением… штукер, пукер, хукер, каучукер… Да, лучше уж без этого…
Шеф отвечает: «Привет, босс!»… «Привет, босс!»… «Привет, босс!»… и «Привет, босс!».
Почтение! Нынче Шеф в превосходном настроении. Мэр вызвал его сюда, в свою контору, на небольшое «тактическое совещание», касающееся констебля морского патруля Нестора Камачо и случая с человеком на мачте. Он широко улыбается: никому, самому себе. Будет забавно посмотреть, как корчится Старый Дионисио. Когда дела складываются для мэра плачевно или его что-то бесит, Шеф про себя зовет его по имени – Дионисио Крус. Мэр готов сделать все возможное, только чтобы стать для всего мира просто Дио, как Уильям Джефферсон Клинтон превратился в Билла, а Роберт Доул стал Бобом. Мэр считает, что Дионисио – слово из пяти слогов, имя греческого бога вина и оргий, – слишком необычно и слишком пышно для политика. Дио всего в пять футов и шесть дюймов ростом и с основательным брюшком, но у него неиссякаемая энергия, острейшее политическое чутье, звучный голос и нарциссическое обаяние, которым Дио может очаровать полный зал, чтобы разом проглотить. Все это Шефа вполне устраивает. У него нет иллюзий касательно политической ситуации. Он не первый в Майами чернокожий шеф полиции, а уже четвертый. Главное – не голоса афроамериканцев, которых не так уж много. Главное – волнения.