Голос крови

Когда мостовая закончилась, пришлось спуститься вниз по шаткой лесенке, которая вывела на грунтовую утоптанную площадь – главный ориентир на схеме, составленной Гаспаром Дельгадо. Площадь простиралась метров на сорок в ширину, и вокруг неё стояли наиболее прочные из низинных домов. Среди них особенно выделялась местная школа – вытянутый бетонный барак на четырёхметровых бетонных сваях. Школа с её полосатой крышей и выкрашенной в зелёное решетчатой галереей оставалась, пожалуй, не только самым прочным из здешних строений, но и самым привлекательным, если таким вообще можно назвать убогий, ничем не прикрытый бетонный каркас.

Максим, помедлив, развернул схему так, чтобы расположение школы на ней совпало с тем, что он видел сам.

– Туда, – Максим зашагал к одному из ближайших проулков, с каждым шагом приближаясь к берегу Итайи.

Основная дорога, проходившая возле школы, была выложена бетонными плитами. Остальные дороги и тропки оставались грунтовыми. Через пару месяцев, в сезон дождей, тут бы пришлось плыть на лодке. Весь Белен затопит, и стоящие на ходулях дома превратятся в отдельные островки, ещё более неказистые, чем те, на которых жили люди урос, а построенные у подъёма к рынку и соединённые мостовыми дома станут одним большим дебаркадером, к которому и начнут причаливать лодки местных жителей.

Возле прибрежных домов, в сущности, самых бедных и стоявших на отшибе, лодками пользовались даже сейчас – вокруг них сохранялись замкнутые озёра и болотца. Максим выбирал наиболее мелкие из затопленных участков, однако и там ему с Аней и Димой приходилось шагать по колено в грязной, частично заросшей воде. Низкорослые индейцы, в Икитосе все одетые в самые обычные джинсы, брюки, футболки и рубашки, с любопытством поглядывали на них с высоты покосившихся хижин.

Дима тростью выверял свои шаги – как и Аня, боялся провалиться в залитую яму или овраг. В итоге они то и дело отставали, и Максим всякий раз поджидал их на участках влажного дёрна.

Свернув на очередную улочку и продвигаясь параллельно реке, они заметили протоку, выводившую прямиком в Итайю. Вдоль неё среди уже привычных ходульных хижин стояли и совсем простенькие шалаши на плотах, сколоченных из полупрогнивших брёвен. По само́й протоке суетились узкие деревянные лодки. Здесь было нечто вроде чёрного входа в Белен, открывавшегося исключительно с реки и не предназначенного для посторонних.

– Долго ещё? – спросила Аня, отчаявшись спасти левайсы, которые даже не могла толком закатать.

– Дом должен быть там, – показал Максим. Сверившись со схемой, кивнул: – Точно, там.

Минут через десять они добрались до захудалой лачуги, в которой, по словам Дельгадо, и должен был ютиться выбранный им для Шустова-старшего проводник, Марден Рохас Посо. Ошибиться было трудно, так как она располагалась чуть в стороне от других домов, если не считать стоявшего поблизости заброшенного здания с разбитой крышей.

К лачуге снизу вёл пролёт деревянной лестницы, а между её тонкими, местами прогнившими сваями пряталось нечто вроде лодочного закутка, где и сейчас на привязи стояли две лодки. Их наличие обнадёживало.

– Кажется, тут живут, – сказала Аня.

Максим кивнул. Вот только к лачуге не вёл ни один сухой проход. Её окружало полноводное озерцо с плававшими по нему бутылками, пакетами, горелыми досками и прочим мусором. Узкая протока за лачугой, петляя, уводила через заросли в сторону Итайи и была вполне судоходна.

Осмотревшись, Максим убедился, что других лодок и плотов поблизости нет.

– Только не это, – прошептала Аня. – Может, просто покричим?

– Ну да. И соберём тут весь квартал.

Максим уверенно пошёл вперёд. Погрузился по колено, а затем и по пояс в тёмно-коричневую стоялую воду. Шмелёвы согласились последовать за ним, лишь когда убедились, что он без затруднений добрался до лестницы. Других вариантов у них всё равно не было.

Под шум воды, струившейся из брюк и хлюпавшей в переполненных кроссовках, Максим быстро взобрался наверх.

Лачугу по фасаду окружала навесная галерея с прохудившимися досками и хорошенько прореженной балюстрадой дешёвого штакетника. Максим прошёлся по галерее. Убедился, что окна занавешены, а местами вовсе заколочены. Стены кое-где оказались пробиты и залатаны несколькими слоями плотной парусины и синего полиэтилена. С крыши свешивались лохмотья расплетённой пальмовой кровли, а в некоторых местах стреху рассекали глубокие, подшитые проволокой трещины.

– Безумие какое-то, – пробурчал поднявшийся по лестнице Дима.

Они с Аней теперь стояли возле двери.

– Отец знал, какого проводника выбрать.

– Думаешь, Марден тут ещё живёт? – спросила Аня.

Кажется, она бы вздохнула с облечением, узнав, что лачуга пустует, и не побрезговала бы ещё раз пройтись через все болотца, лишь бы сбежать от трущобного зловония Белена.

– За домом присматривают, – ответил Максим. – Лодки на месте. Значит, внутри кто-то есть. И поджидает нас.

– Это почему? – насторожился Дима.

– Потому что нужно тише ворчать и охать, пока поднимаешься по лестнице.