Голос крови

Дальнейший разговор не прояснил ни странное поведение Артуро, ни причины, по которым он разрешил гостям так свободно осмотреться в кабинете своего дяди. Через час они уже вернулись в центр. Артуро предложил подвезти их до расхваленной им церкви Эль-Кармен, однако Максим отказался. Артуро с ними простился и на прощание позвал непременно приходить к нему в гости в любое удобное время.

Максим не стал упрекать Диму в промахе с открыткой, а когда они зашли в кафе перекусить, сказал ему готовить отмычки:

– При первой возможности вернёмся в квартиру Дельгадо. Теперь без экскурсовода.

– Зачем? – Аня ещё не знала о сейфе.

– Увидишь.

Глава шестая. Маскарад

– Я понял, что последние годы всегда жил наперёд. Никогда по-настоящему не жил здесь и сейчас. Знаешь, что у нас обсуждали на первом родительском собрании в одиннадцатом классе?

– Болит? – Аня размазывала крем по обгоревшей шее Максима. Солнце в Перу оказалось ядовитым, мгновенно оставляло на коже отпечатки своего жара. – Они обсуждали, где пройдёт выпускной. Безумие. За год до выпускного собирали деньги и спорили, отправить всех в Москву или обойтись зеленоградским рестораном. И класса с девятого вся жизнь была такой. Я смотрел только вперёд. Думал, куда поступить. А когда поступил, стал думать, куда пойти работать. Семестр начался, а все мысли – о сессии. Ещё живу в Клушино, а уже подсчитываю, во сколько обойдётся снимать квартиру в Зеленограде.

– Неплохо так обгорел. Ещё дня три-четыре будет болеть.

Аня попросила Максима снять футболку. Не хотела её испачкать. Сев позади него на кровать, выдавила себе в ладонь побольше крема и теперь смелее покрывала им обгоревшую кожу.

– А теперь всё изменилось, – продолжал Максим. – И это… как-то непривычно. Вся эта история заставила меня жить сегодняшним днём. Я уже не думаю, чем она закончится. Не думаю, где мы окажемся на следующей неделе. Есть конкретное препятствие, и я должен его преодолеть. Конкретная загадка, и её нужно решить. Никаких выпускных через год или арендованных квартир через три года. Словно раньше я был каким-то размазанным пятном, а сейчас собрался в тугой комок и поверил, что на самом деле существую. Странно, да?

– Повернись.

Максим послушно повернулся, и они с Аней оказались лицом к лицу. Помедлив, Аня принялась мазать щёки Максима.

– И я, наверное, впервые задумался о своих… корнях, что ли, не знаю, как лучше сказать. Я ведь хорошо знаю историю семьи. Дедушка многое рассказывал. Как в войну погибла его мать, моя прабабушка. Как в революцию погиб его дедушка, мой прапрадед. И как на берегу Норского в тринадцатом году моя четыре раза «пра» бабушка встречала императорский пароход с оркестром. Все эти истории, бытовые детали – ну, знаешь, вроде ложки с отжатым пакетиком чая, которую Корноухов оставлял возле раковины, или запаха сырников, которые мама жарила по утрам, – так вот, вместе они привязывали меня к моей жизни. Не скажу, что я был против, просто… А теперь это пропало, забылось. Какое-то странное чувство лёгкости. Всё происходит быстрее, ярче. Лишнее как-то само отпало, и мне кажется, что ещё чуть-чуть – и я смогу увидеть себя настоящего.

– Прикрой глаза. – Аня осторожно намазала кремом брови Максима.

– Интересно, отец тоже испытывал эту лёгкость? Может, она его и погубила?

Аня сразу поняла, что солнце здесь опасное. Достаточно было посмотреть на тех же менял, стоявших на Пласа-де-Армас с калькуляторами и пачками банкнот, – мужчин с тёмной, привыкшей к постоянному солнцу кожей; въевшийся загар не мешал им покрывать лицо солнцезащитным кремом до того густо, что получалась заметная даже издалека маска белых разводов. Аня предупредила и Максима, и Диму. Купила им SPF 100. Брат прислушался, а Максим, так и не открыв свой тюбик, хорошенько обгорел.

Наблюдение за местными жителями стало для Ани главным развлечением. Ей нравилось сидеть в открытом кафе и делать зарисовки. Она набрасывала в скетчбуке неказистые фигуры дворников, облачённых в зелёную спецовку с сетчатой маской, или торговок с заплечным мешком. Упав на асфальт, мешок раскрывался обыкновенной подстилкой с товарами: шляпами, деревянными поделками и шалями из шерсти альпаки, – но достаточно было одного резкого движения, и подстилка, стянутая верёвками, вновь превращалась в заплечный мешок, а торговки торопились перейти на новое место, поближе к прохожим.

Женщины индейской внешности тут чаще попадались некрасивые. Их фигура казалась квадратной из-за строго горизонтальных плеч и широкой талии. Коренастые, с объёмным животом и увесистой грудью, они неуклюже и пошло смотрелись в европейской одежде: футболках, коротких шортах или обтягивающих легинсах. Выраженной талии не было даже у девочек, которые и без того больше напоминали маленьких женщин – их юность была ощутимо искажена преждевременной физической зрелостью.