Захаживал к Михаилу Викторовичу на огонек и Леша Тюбиков. Но не для того, чтобы лишний раз пожать руку и выразить свое расположение хозяину, просто катран стал частью его жизни, и он забегал сюда с той же целью, с какой писатели, актеры, архитекторы и многие другие господа не менее престижных профессий посещают свои клубы, — выпить, поболтать с приятелями, сыграть партию-другую в деберц или бильярд и вальяжно отвалить на тачке до дома, то есть самоутвердиться, доказать всем и в первую очередь самому себе, что дела идут, контора пишет, братва уважает, бабы любят и жизнь прекрасна и удивительна. Осуждать за это Лешу Тюбикова нельзя: человек есть человек и ничто человеческое ему не чуждо.
Охрана знала Тюбикова прекрасно, поэтому он без осложнений проник на второй этаж, где находился буфет, который до семи вечера обслуживал персонал фирмы, а после семи, превратившись в небольшой — на десять столиков — бар, посетителей катрана.
За стойкой — восточного типа крепыш лет тридцати. Передвигается бесшумно, как кошка, прекрасно чувствует обстановку — засекает малейшее движение, вступающее в диссонанс с общей атмосферой в зале, и моментально приходит в действие. А действовать он умеет. Под легкой белой курточкой на тоненьком пояске — набор метательных ножей в замшевых ножнах. Может закусочку порезать, а может и человека на тот свет отправить. Смотря по обстоятельствам.
Тюбиков кивнул нескольким знакомым и направился к стойке бара.
— Здравствуй, Володя!
— A-а, такси подъехало. — Взгляд Володи потеплел. — Что пить будем? Или ты играть пришел?
— Хозяин нужен.
— А он тебя ждет?
— Ждет.
Володя вытащил из-под стойки телефонную трубку, набрал цифровой код.
— Михаил Викторович, к вам гости.
— Кто?..
Михаил Викторович задумчиво посмотрел на сидящего по другую сторону стола смуглокожего брюнета лет двадцати пяти.
— Он сам пришел, Боря. И желает со мной поговорить.
— Наглец! — Боря пожал накачанными плечами. — Мне уйти?
— Подожди внизу.
Боря откинул портьеру и покинул кабинет через запасной выход, который сообщался с рестораном узенькой винтовой лестницей.
Михаил Викторович ущипнул себя за мочку уха, что делал всегда, когда находился в затруднительном положении, и постарался разыграть в лицах спектакль, в котором главная роль выпала на долю Тюбикова. Рассуждал он при этом здраво, не хуже опытных муровских сыскарей, но всякий раз, дойдя до вопроса: «Зачем Таксист мотался ночью на хату Климова?»— вставал в тупик. Борис думает, что Таксист давным-давно ссучился и его поездка к Климову не что иное, как очередная запланированная встреча муровского сыщика со своим секретным агентом. Этот ответ лежал на поверхности, лез в голову первым и именно поэтому не устраивал Михаила Викторовича — слишком прямолинейно, примитивно, непрофессионально. «А если предположить, что Климов специально подставил Тюбикова? Это уже интереснее… Но что в таком случае ему надобно? Чего он ищет, чего разнюхивает? Мы и так все друг о друге знаем — кто на кого пашет, кто на ком женат, кто командир, кто подчиненный…»
Михаил Викторович ломал бы, наверное, голову над этим вопросом еще лет сто, если бы его вдруг не посетила довольно неожиданная мыслишка: поменять действующих лиц местами. Он так и сделал. И в результате этой перестановки главным действующим лицом в спектакле оказался не Таксист, а лох. Вот здесь-то его извилины заработали на полную мощность. Таксист перед братвой отмазался — вернул деньги в общак, а вот как отмазаться от лоха, не знает, поэтому бросился за помощью к ментам. А для Климова лох — тоже темная лошадка, и, чтобы найти эту лошадку, он Таксиста и подставил…
«Хорошая игра, господин Климов, но ведь и мы не лыком шиты — хрен с морковкой не перепутаем!» — Михаил Викторович рассыпался мелким смешком, придвинул телефон, набрал номер.
— Володя, как там Таксист себя чувствует?
— Засадил сто пятьдесят «Смирновской», сидит с корешами — Воробьем и Пророком, что-то обсуждают…
— Давай его ко мне.
— Сейчас доставим. Тепленького. — Володя сунул телефонную трубку под стойку. — Таксист! — Тюбиков обернулся. — Двигай на полных оборотах. — И он указал на противоположную от входа дверь.
— Подождите меня здесь, — шепнул Тюбиков друзьям.
Он погасил сигарету, прошел по длинному коридору мимо ряда аккуратных дубовых дверей, за которыми клиенты резались в картишки или щекотали фирменных девочек, а может, и то, и другое одновременно, и за поворотом столкнулся со скучающим охранником, дежурившим у кабинета хозяина.
— Нас ждут?
— Вас ждут, — улыбнулся охранник. Он знал Тюбикова в лицо, поэтому вел себя спокойно, даже несколько расслабленно. — Закурить не найдется?
Тюбиков вытащил пачку «Мальборо».
— У него кто есть?
— Не знаю. Заходили многие, а вышел один.
Михаил Викторович встретил гостя жестким неподвижным взглядом змеи, предложил сесть и металлическим голосом — таким голосом прокурор требует обычно для подсудимого высшей меры — произнес:
— Леша, ты ведешь себя неприлично!